Бартер

Ноябрь в этом году выдался морозным, тут и там уже лежали небольшие сугробы, неспособные растаять в редкие тёплые моменты. Казалось, что город застывает в объятиях приближающейся зимы. Застыла и Светлана, застыла она ещё давно и никак не могла выбраться из своего кокона. Она наконец нашла стабильную работу, ей наконец выплатили и её зарплату, и зарплату покойного мужа. Долги по квартплате были погашены, дети одеты, обуты и накормлены. Вроде всё хорошо, белая полоса жизни. Но нет никакого удовольствия в шествии по этой самой белой полосе, покуда у тебя в груди чёрный бездонный омут.

Молодая мать зашла домой, уставшая, как никогда. Но всё равно эта усталость и нагрузка не могла спасти её от гнетущего чувства в груди, тупой пульсирующей боли в ней, будто сердца там и не было, будто вместо него мрачный безмолвный аппарат, перегоняющий кровь. Оно будто и вообще не билось. В квартире стояла гробовая тишина, видимо, дети уже спали. Дети. Женщина вспомнила, как пришла «тогда», как дети сразу же первым вопросом поставили её в тупик, спросив о младшем братике, как ей пришлось сказать им, что Ванечка теперь живёт у дяди Игоря. Женщина выдохнула, понимая, что дети сейчас уже спят, ведь они каждый вечер спрашивали, когда она привезёт им Ваню, когда заберёт его. Молодой матери приходилось придумывать всё новые причины, почему этого не может произойти. С каждой новой отговоркой душа женщины черствела всё больше. Тут же и нахлынули воспоминания телефонного разговора с родителями, где ей удалось окольными путями уговорить их не продавать трактор, мол, деньги появились и всё идёт на поправку. Она старалась вести себя так, как будто ничего и не случилось, но не могла избавиться от ощущения, что родители почувствовали неладное.

Она засыпала, ненавидя себя больше всего на свете. Совесть, словно серная кислота, сжигала всё нутро. Лариса Михайловна исправно общалась с ней каждый день, молодая мать несколько раз срывалась и просила всё вернуть как было, но женщине удавалось налаживать разговор и помогать в осознании решения, что так будет лучше. По последним данным, Ванечке всё-таки нашли семью и совсем скоро должны быть смотрины. Это время тянулось и тянулось, молодая мать хоть и понимала, что так будет лучше для него, но была уверена в том, что как только узнает о смотринах, побежит вырывать обратно своё дитя. Ей не давали с ним видеться, таков был уговор. Светлана каждую ночь ложилась спать с открытой раной в душе, которая никак не затягивалась, будто душа была больна тяжёлой формой гемофилии. Уснуть естественным путём не получалось никак, вот уже как месяц без таблетки она и не засыпала, так и сейчас отправилась в искусственно созданное царство снов.

Одним вечером белой, но несчастной полосы жизни молодая мать поднималась по лестнице в свою квартиру, морально готовясь к очередному разговору с детьми, к звонку Ларисе Михайловне, в диалоге которого ничего не меняется вот уже несколько дней. Одно по одному. Снова таблетки, снова сон и день по новой. Светлана вставила ключ в замочную скважину, попыталась провернуть, но он не поворачивался. Женщина застыла в непонимании, дёрнула дверь, и та оказалась не заперта. Сердце резко забилось в тревоге. Дети. Они строго-настрого научены закрывать дверь на ключ и никому её не открывать. «Что случилось?» «Воры?» «Или кто ещё страшнее?» Грудь разрывало от ужаса и страха, она осторожно проникла в квартиру, так, чтобы дверь не скрипела. В прихожей горел свет, стояли чемоданы на тележках. Послышались голоса детей и хрипловатый мужской голос. Молодая мать, не разуваясь, резко прошла в гостиную и увидела детей в компании своих родителей. Они сидели в гостиной на ковре и играли в карты. Диафрагма сдавила лёгкие, дышать стало очень тяжело, глаза забегали в ужасе и неожиданности ситуации.

— Мама, давай с нами «душу тянуть», — первым увидел её Стёпа.

— Ой, Светочка, привет, а мы вот приехали. Трактор-то продали, и дом заодно, и приехали. Всё, навсегда, на ПэЭмЖэ. Мы так решили, Светочка, мы уж тут полезнее будем, так ведь спокойнее, и детишкам хорошо, вместе справимся, — улыбнувшись, произнёс отец.

— Да и Новый год хоть вместе справим, — дополнила мать.

— Папа… Мама… Я… Я не ожидала. Я не думала… — пыталась хоть что-то сказать Светлана.

— Ничего, милая, прости, что не сказали, мы подумали, лучше приедем и всё тут на месте и решим, сюрприз сделаем, — радостно сказала мать. — А вы тут молодцы, справляетесь. А Ванька-то, Ванька-то где? Дай подержать хоть.

— А Ванька у дяди Игоря живёт, — тут же выпалила Катя.

— У какого дяди Игоря? Кто такой дядя Игорь? — сменил тон отец Светланы.

— Дядя Игорь — папин друг, — сообщил Стёпа.

— Мамулечка, папочка, пойдёмте на кухню, надо поговорить, — с пересохшим горлом еле выдавила из себя слова молодая мать.

* * *

— Да как ты посмела?! Я не понимаю. Я ушам не верю, Света! — не выдержал и взорвался гневом отец.

Светлана лишь осеклась на полуслове, вытерла слёзы и тихонько всхлипывала, крепко сжимая стакан воды.

— Ребёнка продать! Да как тебе не стыдно! Ты мать или кто?! Это где такое видано, ребёнка продать! Да ещё кому! Проходимцам в Америку! Тьфу! — гнев отца только усиливался.

Мать Светланы стояла у окна, скрепив руки в замок и огорчённо мотала головой, уничижительно смотря на свою дочь:

— Тише, тише, Володя, не кричи, внуков перепугаешь. Так воспитали, значит, мы её, — холодно констатировала факты мать.

— Да как воспитали?! Хорошо воспитали! Ты-то не несла продавать её! А жили плохо, но Светочку-то нашу мы кормили и поили, и одевали! Позор! Позор! — вовсю кричал отец, указывая пальцем в хнычущую Светлану.

— Володя, не кричи, ёк-макарёк! Што орать-то? Давай лучше думать, што делать, может, не всё потеряно, — пыталась успокоить отца мать.

— Вера! Ну а как?! Как?! Тьфу! Воспитал дочь! Позорище! — не унимался отец.

— Света. Сколько тебе заплатили? — переключилась на Светлану её мать.

— Десять…

— Что десять?! — яростно спросил отец.

— Десять миллионов… — еле выдавила из себя молодая мать.

— Тьфу на тебя! Преступница! Бесстыдница! Я в милицию тебя сдам! — снова закричал отец. Отчего Светлана опустила глаза в ладони и истерично заревела в голос.

Стакан с водой упал на пол, и лужа начала растекаться по деревянному полу кухни. Естественно, все эти события не могли пройти мимо ушей детей. Они, не выдержав, вбежали на кухню, испуганные, как маленькие зверьки, сразу же крепко обняли свою мать. Они тоже начали плакать и спрашивать, почему дедушка кричит. Тот в порыве гнева рассказал, что Светлана продала их младшего братика за деньги. Дети в невозможности осмыслить всё это спрашивали маму: «Где Ваня?», «Почему дедушка говорит, что продали Ваню?», «Куда продали?», «Где братик?» «Мамочка, не плачь!»

— Так, Света. Ты сколько денег потратила? — холодно продолжала мать.

— Миллион…

— Мильён! Да куда ж ты его потратила? — уже не так громко, как прежде, вскрикнул отец, глубоко дыша.

— Я… я долги заплатила… Катю и Стёпу одела… У-у… у них вся обувь рваная была… Кушать покупала, пока не работала… — через истерику проговорила Светлана.

— Света. Ты можешь сейчас с этой женщиной связаться? Да простит меня Господи, мильён у нас есть, да хоть десять есть. Ваньку ведь выкупить обратно можно?

— Я… я могу… Позвони-ить, — через слёзы выдавила из себя молодая мать.

— Так звони! Бегом! — приказал отец.

Глаза Светланы отражали первобытный страх. Она трясущимися руками набирала номер Ларисы Михайловны. Гудки в телефоне гремели в ухо как удары молота в колокол. Молодая мать сидела на полу с телефоном, над ней гневно нависал отец и буравил её взглядом. Бабушка тем временем успокаивала детей в гостиной.

На той стороне подняли трубку:

— Алло.

— Лариса Михайловна, это Света.

— А-а, Светик, привет. Ну как ты? Как Катенька, как Степашка? — начала, как обычно добродушно, разговор женщина. — Я-то ждала звонок, всё, спешу тебя поздравить, Светик, Ванечку завтра будут смотреть, надеюсь, всё хорошо пройдёт, и они его возьмут себе. Ой, хороший он мальчишка, весёлый…

— Я хочу забрать ребёнка, — выпалила молодая мать. 

На той стороне послышалось молчание, длящееся несколько секунд.

— Ну, Светочка, ну ведь мы уже не раз это проходили, ты ведь сама понимаешь и знаешь, что лучше для ребёночка, в твоей-то ситуации. Я тебе обещаю, я всё покажу, Ванечка будет в целости, сохранности и счастли…

— Подождите, Лариса Михайловна, мне вам объяснить надо…

— Све-то-чка, ну послуша…

Отец вырвал трубку у Светланы.

— Так, гражданочка! Либо вы возвращаете нам Ванечку, либо мы идём сейчас в милицию и сдадим всю вашу шайку-лейку! Детские спекулянты! Предатели! — выпалил в трубку он.

— А вы кто такой?

— Тебе какая, разница кто я? Ты. Нехристь. Я отец Светы и я повторяю, сейчас же верните нам ребёнка!

— Но Света не рассказывала ничего? Мы ведь обо всём договорились, мы ведь деньги за него отдали, он… Вас как зовут, мужчина?

— Владимир Георгич я для тебя, и не смей мне, змея, зубы заговаривать, как моей дочке непутёвой. Деньги ваши кровавые мы отдадим! Верните ребёнка! — снова начал кричать в гневе отец Светланы.

— Владимир Георгиевич, вы так со мной не разговаривайте. Успокойтесь и дайте мне Светлану.

— Не дам я вам никого, со мной будете говорить. Ребёнка верните, твари, я сказал!

— Ну хорошо, вот вернём мы ребёнка, а какие гарантии, что вы нас в милицию не сдадите? — сдалась Лариса Михайловна.

— А такие, гражданочка, что нам ребёнок наш нужен! Я иначе прямо сейчас в милицию звоню.

В трубке снова послышалось продолжительное молчание.

— Будь по-вашему, десять мильёнов, плюс расходы, это ещё пять. Пусть Светлана завтра приходит с деньгами, одна, на то же место, где мы виделись с ней первый раз. Вернёт деньги, и я ей отдам мальчика.

— Нет, давайте сейчас!

— Ну вы как себе это представляете?! — немного вспылила женщина, — Город большой, а это не за пять минут делается. Пусть Светлана завтра возьмёт деньги и придёт на место. Я повторяю, одна! Иначе ничего не будет. Вы поняли?

Отец Светланы скрипнул зубами от злости.

— Понял. Но я вас предупреждаю…

— Прекратите угрожать, Владимир Георгиевич, успокойтесь. Мы вернём ребёнка. Завтра. Будем ждать Светлану на месте в три часа, — закончила свою речь Лариса Михайловна и резко бросила трубку.