Бартер

Трамвай сильно грохотал по рельсам, создавая ощущение, будто прямо сейчас развалится пополам, но молодая мамочка не обращала на это внимания, она ехала с полными глазами слёз, стеклянным взглядом в окно, смотрящим в бездну пустоты и сдавливающим со всех сторон под своей неимоверной тяжестью страшным решением. Позавчера она стояла и долго решалась, подойти ли к крупной женщине в спортивном костюме, окружённой дамами в ярких одеждах и мини-юбках, но так и не смогла. Она вернулась домой, по пути обдумав и приняв единственно верное в её положении решение. Проревев две ночи, она решилась это сделать, и прямо сейчас, качая младенца на руках в гремящем трамвае, ехала отдать его в дом ребёнка.

Остановившись в тридцати метрах от входа, молодая мамочка будто винтовой металлической сваей вросла в место, где остановилась. Перед ней словно было невидимое поле, которое не позволяло двинуться дальше. Она крепко сжала ребёнка, и руки, словно стальные прутья, застыли в этом положении. В голове с огромной скоростью пролетали мысли. «Что я делаю?» «Как я могу так поступить?» «Но денег совсем нет, мне его не прокормить». «Какая я мать после этого?» «Но ведь можно будет его забрать, как всё исправится». «Ему там смогут помочь». «Меня ведь поймут». «Буду работать много и верну Ванечку». «А если не отдадут?» «Ну как не отдадут, мой ведь ребёнок». «Надо всё объяснить». «А если не поймут?» «Боже мой, что я за мать…»

— Ты чего, мамочка, стоишь тут? — окликнул Светлану низковатый женский голос. Мамочка обернулась и увидела, кому он принадлежал. Голос принадлежал слегка полноватой женщине среднего возраста в тёмно-зелёной дублёнке с меховым воротом, в высоких чёрных сапогах, чёрных варежках и с пыжиковой шапкой на голове. Она сделала шаг ближе, располагающе улыбаясь, оголив золотой зуб и по-доброму смотря на Светлану своими чёрными, как смоль, глазами.

— Я… Я… Ничего, — потерялась мамочка и опустила взгляд.

— Что, всё плохо совсем с денежками? — кивнула женщина в пыжиковой шапке.

— Нет. Я… С чего… — пыталась найти слова застигнутая врасплох Светлана.

— Да видно же, что ты приличная. Бедно одета, но опрятно. Со своим ребёнком на руках сюда пришла, значит, прижало крепко. А ребёнок точно твой, не стояла бы ты так, как вкопанная, буравя взглядом крыльцо, — разложила как есть перед Светланой всю ситуацию женщина в пыжиковой шапке.

Та, не смея возразить, лишь ещё крепче прижала к груди ребёнка, стыдливо опустила взгляд на него и беззвучно разрыдалась.

— Не боись, мамочка, осуждать не буду, время такое.

Женщина подошла к Светлане, одну руку положила на её плечо, а ладонь второй разместила на спине, между лопаток, и стала поглаживать.

— Тише, тише, милая, ты успокойся, слезами делу не поможешь. Пойдём, я тебя чаем с булочкой угощу, тут столовая рядом есть хорошая, — женщина приобняла Светлану за плечи. — Пошли, пошли давай, авось смогу помочь тебе. Расскажешь мне всё, выговоришься, покушаешь хоть.

На деревянный стол, обтянутый отчасти рваной клеёнчатой скатертью, женщина в пыжиковой шапке опустила поднос с двумя стеклянными стаканчиками с плавающими в кипятке чайными пакетиками и тарелкой с двумя маковыми булочками. Затем водрузилась на стул напротив Светланы, сняла пыжиковую шапку и положила её на соседний свободный стул. Показались тёмные волосы, изрядно тронутые сединой. Женщина опустила свой прожигающий взгляд чёрных смоляных глаз и по-доброму, располагающе улыбнулась, сверкнув золотым зубом.

— Ну, давай знакомиться, меня Лариса Михална зовут, а тебя как, моя хорошая?

— Света…

— Рассказывай давай, Светик, что у тебя случилось.

Светлана от и до, в мельчайших подробностях поведала свою тяжёлую историю о трагической потере мужа и всех злоключениях, что последовали за этим, пожалуй, только опустив рассказ о том, как чуть не пустилась работать ночной бабочкой. Она бы в обычной ситуации никому ничего не рассказывала, но сейчас было такое состояние, что требовалось выговориться хоть кому-то, поделиться с кем-то болью, выплеснуть из себя.

— Вот оно как бывает, Светик, одна-одинёшенька совсем ты осталась. Никто не поможет, а кто и хотел бы — не может, потому что нечем. Но я могу, Светик. Могу тебе помочь.

— М… можете? Как? — оживилась Светлана.

— Ну вот я тебе сейчас расскажу, а ты меня дослушай до конца, не перебивай, хорошо? — будто гипнотизируя, произнесла Лариса Михайловна. Светлана кивнула, боясь оторвать взгляд от пронзительных чёрных глаз женщины. Получив одобрение, та продолжила: — Я не просто так ведь подошла, я помогаю таким, как ты, в таких вот трудных жизненных ситуациях, можно сказать безвыходных. Я работаю на хороших людей, мы даём детям новую жизнь. Мы пристраиваем детишек в зажиточные семьи за рубежом.

Светлана выпучила глаза в испуге.

— Подожди, милая, дослушай, пожалуйста, просто дослушай. Наша организация создана для того, чтобы сделать всем хорошо. Ребёночек обретает новую семью, в которой он будет жить хорошо и ни в чём не нуждаться. В том числе и лучшее ле-че-ни-е! Ты ж хочешь, чтоб Ванечка в будущем здоровым был. И тебе мы дадим денежки, хорошие денежки. Тебе хватит их надолго, и чтобы твоих остальных деток накормить и одеть, и чтобы все долги оплатить. Представь, твои Катенька и Степашка ни в чём не будут нуждаться долгое время, и Ванечку мы пристроим в хорошую семью.

Женщина достала из кармана небольшую стопку чуть примятых по бокам фотографий. Там были изображены улыбающиеся супруги с маленькими детьми, где-то даже целые семьи. Светлана, недоумевая, и, находясь в ступоре, смотрела на них. Она пыталась осмыслить вообще, что происходит, но женщина напротив не давала ей этой возможности.

— Вот смотри, — ткнула она пальцем в одну из фотографий, — это Дёмочка. Он теперь в небольшом городке в штате Огайо живёт, — на фото был малыш, сидящий на детском стуле. Он улыбался и ел мороженое, по бокам от него с искренней улыбкой смотрели в камеру мужчина и женщина среднего возраста. — Я его у мамашки-наркоманки выкупила. Та вообще, кажется, готова была его на улицу выкинуть. А теперь смотри, как малыш улыбается. У него теперь есть любящие родители и будущее. Мы не плохие люди, Светочка, поверь мне.

Женщина взяла ещё одну фотографию и вставила в руку Светланы. Та немигающим взглядом уставилась на неё.

— А вот смотри, Алёнка, она в Канаде теперь живёт. Мамочка у неё умерла при родах, а отец спился с горя. Ну какая бы жизнь её ждала с ним? Зато какая сейчас! У неё есть братья, любящие родители и бу-ду-ще-е. И у Ванечки будет будущее. И у твоих остальных деток тоже, потому что у тебя будет много денежек на них.

Женщина вынула фотографию из неподвижной руки Светланы, вложила в её ладошку свою руку и чуть-чуть сжала её.

— Мы работаем честно, Светик, ребёночек живёт у нас на передержке. Пока мы его не пристроим, я его сразу заберу. Так надо. Потому что для многих тяжело быть с ним долгое время и понимать, что его надо будет отдать. Так лучше, поверь, — поглаживала она руку Светланы. — Ну вот, а как пристроим Ванечку, тут же сделаем фотографию и я тебе её отдам. Убедишься сама, что он будет в лучших условиях. Будет так же улыбаться и радоваться новой, хорошей семье. А ты не бойся, в дурную семью не пристроим, это не так уж и дёшево, даже для них, поэтому позволить себе такое могут только зажиточные семьи. А тебе я сразу же десять мильёнов дам. И ты поступишь честно, как мать. Не сдашь Ваню в дом ребёнка, где не факт, что его тебе вернут потом, да и лечения он нужного может не получить. А частенько и не возвращают, и вообще, отправляют в детские дома по всей стране. А ты сама ведь знаешь, что там бывает, в этих детских домах, муж твой покойный рассказывал, поди.

Светлана еле заметно закивала головой.

— Ну вот, Светик, ты ведь хорошая мама. Что лучше для Ванечки? Положиться на авось и на нашу развалившуюся систему или дать ребёнку светлое будущее? Как бы поступила настоящая мамочка, такая, как ты, желающая только лучшего для своего ребёночка? И ты не подумай, это не продажа, ни в коем случае. Смотри на нас как на помощников, мы найдём ребёночку хороший дом и тебя ещё обеспечим. Десятью мильёнами. Это просто наша помощь тебе, денежная помощь, чтобы ты встала на ноги. Я ведь обычно намного меньше предлагаю, но у тебя видно, что совсем другая ситуация, и я по-человечески тебя понимаю и готова помочь намного большей суммой, и я тебе обещаю и зуб даю, что с Ванечкой будет всё хорошо. Ну, что скажешь, Светик?