Было жарко, солнце стояло в зените и палило так, что от него тут же хотелось укрыться. От этого яркого солнечного утра всё происходящее казалось искусственным и нереальным. Светлана отказывалась верить в смерть мужа до последнего. Казалось, что это просто кошмар, от которого можно проснуться. Но когда она увидела тело в морге и опознала на плече армейскую татуировку Алексея, то осознание перечеркнуло сказочные надежды. Похороны были скромными, на них была молодая мама с детьми и четверо сослуживцев, в том числе и сержант Игорь Каденов. Женщина взглянула на него сухими глазами с опухшими веками, уже неспособными выделить и капли слёз. Из-за этого вновь вернулись воспоминания того рокового дня и их диалог на скамейке. Игорь рассказал, что Лёша погиб по нелепой случайности. Так как он хотел уехать раньше, то его присоединили к группе срочников, в автобус к которым он и сел. Автобус должен был доставить их в город на вокзал, чтобы в дальнейшем муж Светланы мог сесть на поезд и отправиться домой. Но автобусу было не суждено доехать. Один из боевиков протаранил автобус на автомобиле и подорвался. Это была его личная месть, месть кому-то из взвода солдат-срочников. Лёша же оказался не в том месте не в то время. Ещё одна жертва неблагодарной войны, среди многих.
Игорь в тот день сидел со Светланой до ночи, боясь оставить её одну, помог подняться домой и посидел вместе с детьми, подождав, пока все успокоятся. Игорь организовал сбор денег и сам занялся похоронами. Не будь его, Светлана, наверное, сошла бы с ума. Отдел мужа официально отказался оплачивать похороны, начальники обещали помочь, но дальше слов дело не двинулось, а у Лёши кроме жены, детей и друга, собственно, никого и не было в жизни, он был сиротой. Компенсацию за потерю кормильца, как оказалось, тоже не дадут, она была положена только семьям солдат-срочников. Молодая мама боялась даже думать, что будет дальше, хоть и долги по зарплате, и командировочные обещали выдать в скором времени, но, сколько точно будет длиться это «скорое время», никто пояснить не смог. Да и все эти проблемы сейчас казались глупыми, нереальными и легковесными по сравнению с осознанием того, что она больше никогда не увидит и не обнимет своего родного человека, которого до безумия любила и ждала.
Под детский плач и стеклянный взгляд женщины закрытый гроб опустился на верёвках в вырытую могилу. Светлана ничего не чувствовала в этот момент, она была отравлена горем настолько, что все чувства будто атрофировались, будто все нервы тела уничтожились. Она изнутри и снаружи соответствовала чёрному цвету своей одежды. В душе разлился тёмный омут, под глазами тёмные мешки, а во взгляде нельзя было увидеть ни капли света. На гроб все по очереди бросили землю, и мужчины стали закапывать могилу. Дети не могли смотреть на это, крепко вцепились и уткнулись в маму и, спрятав глаза, тихонечко всхлипывали. На могилу водрузили крест с простой, самой заурядной металлической табличкой и надписью: «Стрекаловский Алексей Павлович, 1965–1996», и будто поставили этим жирную точку и в жизни Алексея, и в жизненном этапе его семьи.
Поминки были ещё более скромные: на столе стояли три банки солений и бутылка «Столичной» водки. Дети, уставшие и убитые горем, спали в своей комнате, на кухне сидела лишь молодая мама и оставшиеся двое сослуживцев. Стояла гробовая тишина, озаряемая лишь журчанием водки в рюмках и стуком вилок о тарелки. Игорь, друг Алексея, крепко взял рюмку, встал на ноги и поднял её вверх:
— Ну, кто-то должен всё-таки сказать. С Лёшкой я дружил со школы милиции, мы прошли с ним всю учёбу, помогали всегда друг другу, стояли горой. Он был мне самым лучшим другом, на него всегда можно было положиться. Помню, как он познакомился с тобой, Свет, все уши мне прожужжал, говорил, что влюбился, что лучше и не найти, что и искать не будет. Всё хотел произвести впечатление, я ему и подсказал, Лёшка, мол, ты ведь на гитаре играешь как виртуоз, приди под окна общаги и спой ей песню. А ведь пришёл и спел, а оно во как получилось… Ну, земля тебе пухом, друже, никогда не забуду, — закончил речь Игорь, смахнул слезу, залпом опрокинул полную рюмку и, не закусив, приземлился на место.
— Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены. Тих и печален ручей у янтарной сосны. Пеплом несмелым подёрнулись угли костра-а. Вот и окончилось всё, расставаться пора… — начала тихонько напевать Светлана.
— Милая моя, солнышко лесное, где, в каких краях встретишься со мною… — подхватили сослуживцы и все вместе два раза пропели припев.
Игорь отдышался и с глубоким вздохом достал из кармана небольшую пачку мятых тысяч:
— Свет, вот, осталось немного. Всё, что смог, насобирал. Ты уж прости, что так мало, больше не можем, у самих дети, и получку задерживают, как всегда. Но надеюсь, что до Лёшкиных командировочных проживёте.
Светлана немного дрожащими руками приняла деньги:
— Спасибо, Игорь, за всё спасибо. Я бы… Я одна бы с ума сошла, я бы не справилась. Я не знаю, справлюсь ли вообще… — и тут молодую маму прорвало. Слёзы хлынули рекой, моральная дамба была разрушена в пух и прах. Женщина опустила голову на стол и ревела навзрыд. Игорь приобнял её за плечи, а второй сослуживец опустил взгляд вниз и молча наполнил рюмки.
— Тише, тише, Свет, всё образумится…
— Я. Он. Лёша… Он не знал, что у него сын будет… Я… Не сказала… Хотела сюрприз… сделать… — захлёбываясь в истерике пыталась проговаривать Светлана. Игорь старался утешить, но, естественно, это ему не удавалось. Они просидели молча ещё около получаса, за это время молодая мама сумела выплеснуть все накопившиеся эмоции и просто сидела, изредка всхлипывая.
— Ну мы пойдём. Свет, держитесь, я попрошу, чтоб быстрее получку выдали, — сказал Игорь, разливая остатки водки по рюмкам.
Все вместе выпили по последней за упокой, и Светлана проводила сослуживцев мужа до входной двери. Они старались её подбодрить перед прощанием, хоть это было и тщетно, рана в груди, может быть, когда-то и заживёт, но зияющую пустоту в ней всё равно будет видно. Молодая мама закрыла дверь на ключ и направилась на кухню, чтобы прибрать посуду, но её отвлёк зазвонивший телефон. Женщина сняла трубку и услышала до боли знакомый голос своего отца, приправленный сибирским деревенским акцентом:
— Светочка, привет! Как вы там? Хорошо себя чувствуешь? Мать тут рядом, тоже в трубке, всё слышит, волнуется, пустырника напилась, говорит, давай доче звонить.
— Да ты што такое говоришь-то, дурак, девку мне с ума сведёшь. Всё нормально, Светулик, не волнуйся.
— Стёпка-то с Катькой как? — Родители галдели наперебой в телефон.
— Всё спокойно, мамочка, спят, устали, — холодно ответила Светлана. — А я? Я не знаю, я уж не могу сказать, я уж всё выплакала за сегодня, — продолжила она.
— Ну добро, добро, Светочка, ты там держись, мы тебе денежку послали, сходи на почту, сними. Немножко, но скок есть, на первое время. Я трактор продам, так ещё отправлю.
— Папочка, как без трактора-то вы? — тяжело вздохнув, спросила молодая мама.
— Та справимся, милая, сёравно денег нет ни у кого, овощами платят, а кто и сам вручную копает. Времена такие настали. Ужасные, конечно, нынче, — начал причитать отец.
— Да перестань ты нагнетать ещё, Володя! — осадила его мать и добродушно продолжила: — Светулик, ты не бойся, мы с отцом в обиду не дадим. Сначала трактор продадим, а потом вас к себе заберём. Здесь вам хорошо будет. Ты ж у нас одна! Но это потом, а сейчас ты спокойна будь, роды должны ладом пройти, а уж мы придумаем што-нибудь. Справимся вместе, лишь бы у тебя всё хорошо было.
— Спасибо, мои хорошие, — пытаясь не терять самообладание, произнесла Светлана, смахивая наворачивавшуюся слезу.
— Ну, Светочка, у нас уже поздно тут, да и карта на таксофоне кончается. Ты не унывай и не кисни, мы будем звонить. До связи, — попрощался отец.
— Пока. Спасибо, папа, спасибо, мамуль, — попрощалась Светлана.
— Ложись спать, дорогая, утро вечера мудренее, — дала наказ мать и повесила трубку. Тут же из глаз молодой мамы буквально брызнули слёзы. Но уже не от скорби. Внезапный звонок родителей наполнил душу Светланы теплотой, но так как вся энергия за день была исчерпана, то резкий прилив эмоций начал выбивать весь негатив, молодая мама даже заметно выпрямила спину и вздохнула полной грудью, вытерла рукой глаза и уже более решительно смотрела в будущее.
* * *
С событий похорон прошло несколько недель, как тишину родильной палаты разорвал крик преждевременно рождённого мальчика. Светлана, уже как опытная роженица, спокойно перенесла роды и приняла на руки кричащего младенца, оглядела его и заметила на щеке продолговатое родимое пятнышко, похожее на карту страны. Странно, аллегорично, но молодую маму это вообще не волновало. Она лишь всхлипнула с сожалением от того, что муж так и не узнал о нём. Крепко обняла и прижала к груди.
Как оказалось, преждевременность создала проблемы. Роды хоть и прошли хорошо, но ребёнок родился не совсем здоровеньким, не то чтобы ему грозила гибель или тяжёлая инвалидность, но малыш требовал более скрупулёзного ухода и наблюдений, пока растёт. Вместе с этой новостью мысли о переезде к родителям в Сибирь тут же улетучились. Через несколько недель их благополучно выписали из роддома после разных специальных процедур, в которые не особо посвящали молодую маму. И вот Светлана спускалась с крыльца, крепко держа сына и весомый список предписаний и всяческих витаминов для ребёнка. На крыльце её уже поджидал Игорь на служебной машине. Он всё это время, каждый день, звонил и подбадривал Светлану, старался хоть чем-то быть полезным и даже приютил у себя Катю и Стёпу на время родов. Пока было лето, он мог помочь с детьми, хоть и имел двух своих. Но с сентября жена Игоря должна выйти на работу, да и живут они совсем на другом конце города, скорее, в пригороде даже. Поэтому возможности оставлять детей у них не было совсем, а даже если и была, молодая мамочка вряд ли бы смогла об этом попросить. Тем более что супруга Игоря заметно напрягалась от этой помощи, хоть и старалась всегда выражать снисходительность, скорее всего из уважения к своему мужу, но было заметно напряжение в её взгляде. И её можно было понять, все пытались выживать в это непростое время как могли. Половина соседей Светланы, в особенности мужчины, спивались, а остальные были погружены в свои проблемы. Одна соседка, тётя Таня, иногда могла посидеть с детьми и помочь, но и у той скоро заканчивался отпуск.
Женщина ехала на заднем сиденье, качала младенца, смотрела вдаль горизонта и пребывала в мрачных мыслях. Что делать, как жить дальше и с кем оставить ребёнка? Да ладно оставить, с ним же заниматься нужно. Да ещё надо работать, и деньги заканчиваются, а зарплату покойного мужа всё ещё задерживают. Одна надежда была на родителей, но трактор не продавался. Они присылали копейки за свои проданные вещи, но этого категорически не хватало. Светлана ещё и не могла с ними поговорить, когда захочет, ведь, кроме писем, единственной связью с ними был таксофон в соседней деревне, до которого ещё нужно было добраться по буеракам — поэтому о следующем разговоре договаривались во время нынешнего. Младенец почувствовал материнскую тревогу и, проснувшись, начал плакать. Это сработало отвлекающим фактором, и молодая мамочка всю дорогу до дома сосредоточила своё внимание на нём.
Конец эпизода

