Уход

Я проснулся в гостиничном номере. Уставшим, словно и не ложился вовсе, с больной головой и пересохшим горлом. Приподнявшись и взглянув на часы, я понял, что проспал одиннадцать часов. После этого я положил голову обратно на почти плоскую подушку и уставил глаза в грязно-белый потолок. Вставать сейчас смысла не было, потому что идти было некуда. Некуда спешить, ведь город никуда от меня не убежит. Его широкие проспекты и узкие улочки, круглосуточные магазинчики, кофейни и памятники никуда не денутся, не обратятся в мираж, не растают под лучами луны и солнца, не улетят куда-нибудь с потоками ветра, даже если я пролежу в кровати весь день. Но я все же решил, что валяться слишком долго смысла тоже нет. Встав с кровати, я выпил последнюю таблетку обезболивающего. На столе, что стоял в номере, валялись уже несколько пустых коробочек от лекарств. У меня здесь отчего-то часто болит голова. Думаю, все дело в выхлопных газах, низком небе и плохом сне.

      Номер был совсем небольшой: одна комната, кровать, стол, пластиковый стул и тумбочка. На полу - вздувшийся линолеум древесного цвета. На бежевых стенах - всякие пятна и отметины времени. Всего одна розетка. Даже туалета не было – только на этаже, общий для всех постояльцев, благо чистый. Не гостиница, а самый настоящий клоповник, но клоповник с особым обаянием, которое я не знаю толком, как описать. Но я попытаюсь.

      От этой гостиницы исходит какое-то тонкое чувство, а я не силён в вылавливании тонких материй и в формировании их в слова. Не знаю, от того ли, что язык, как средство коммуникации, примитивен, или от того, что я не умею им пользоваться. Я склоняюсь ко второму варианту. Но если бы я был таким человеком, что обращается со словами так же комфортно, как и со своими пальцами, я бы сказал что-то вроде: эта гостиница похожа на портал в другой мир. Конечно, сказал бы гораздо красивее, но, увы. Ощущения от этого клоповника кардинально отличаются от тех, что исходят от окружающего города. Город шумный, неугомонный, никогда не спящий, и все в нем похоже на него. Даже самый тихий закоулок искрится этой энергией, но не моя гостиница. Она, как будто, постоянно спит. Как будто тихая горная деревня, утонувшая в зелени, где живут одни старики, выращивающие мандарины, ловящие рыбу в местном озере и пекущие яблочные штрудели. Я всегда любил контрасты. И, как оказалось, мне нравится путешествовать между мирами.

      Потянувшись и размяв затекшую шею, я подошел к окну. За стеклом была поздняя осень, тяжёлыми тучами нависшая над неопрятным двориком. Чужой город, в котором меня никто не ждёт, не ищет и не знает. Я чувствовал себя потерянным, и у этого чувства было приятное послевкусие.

      Дворик, на который я смотрел, даже двориком, наверное, было неправильно называть. Так, небольшой закуток. Побочный продукт неряшливой застройки, стыдливо спрятанный в непримечательном проходе меж модной кафешкой азиатской кухни и шумным пабом, похожим на те, что мелькают в английских фильмах. В этом закутке стояли вечно переполненные мусорные баки, входы для сотрудников тех заведений, и большая железная дверь с домофоном, ведущая в мою гостиницу. Напротив моего окошка уходила в небо грязная стена старой многоэтажки. Окна в ней есть грязные, и есть чистые. Есть открытые, а есть и закрытые. Где-то рядом с ними торчат, как гнойные прыщи, внешние короба кондиционеров. А где-то не торчат.

      Мне нравится смотреть в окна, наблюдать за тем, как течёт жизнь, как живут другие, нормальные люди, как плывут в небе облака. Мне нравится быть безмолвным и безвольным наблюдателем. И у этого окна я тоже проводил много времени. Вот выходят официанты кафешки и устало курят с барменом из паба, рассевшись на сетчатых пластиковых ящиках, в каких обычно возят фрукты. Что-то обсуждают, жестикулируют, жмут друг другу руки. Вот одна из уборщиц гостиницы тащит по асфальту большой чёрный мешок с мусором и ставит его рядом с баком (как только она уйдёт, в мешок залезут крысы и будут таскать по асфальту всякие объедки). Вот какой-то толстенький мужичок средних лет катит чемодан по лужам и сверяется с телефоном, видимо, проверяя по навигатору, туда ли он попал. Вот перелетает с места на место пластиковый пакет из ближайшего супермаркета. Вот какая-то девочка-подросток выкидывает из окна многоэтажки недокуренную сигарету. Вот идёт рыжий кот и запрыгивает в мусорный бак, а от него разбегаются стайки мышей.

      Постоянно что-то происходит.

      Правда, этим утром у меня отчего-то нет настроения долго смотреть в окно, так что я отхожу и задёргиваю штору, а потом беру с тумбочки зубную щётку с пастой и иду в туалет. В этой гостинице не так много людей, так что очередей в комнату удобств тут почти никогда не бывает. Она около стойки регистрации, которая сейчас пуста: видимо администратор, молодой парень с яркими зелёными глазами и доброй улыбкой, сейчас в кухне, тоже одной на всех, ест лапшу быстрого приготовления, залипая в тикток. Он завтракал одним и тем же в одно и то же время. И обедал. И ужинал. На обед у него обычно было что-то домашнее и простое, вроде гречки с тушёнкой, а на ужин - большой стакан карамельного рафа и круассан с лососем из местной кофейни. Ему нельзя выходить из гостиницы во время работы, так что он постоянно даёт кому то свою банковскую карточку и просит сходить.

      Воспользовавшись его отсутствием, я запускаю руку в большую тару из прозрачного пластика, что стоит на стойке, заполненная сосательными леденцами разных вкусов. Беру целую горсть и запихиваю себе в карман. Конечно, они и так для постояльцев, но если брать много и часто, можно нарваться на осуждающий взгляд и обнаружить, подойдя к стойке в следующий раз, что конфетки куда-то спрятали. На самом деле, я вообще не люблю эти леденцы, но, как говорила мама: «Сделал гадость - сердцу радость». Так и есть.

      От шуршания конфетных обёрток в кармане я ощущаю себя Гринчем. И к туалету подхожу с его ехидной рожицей.

      Туалет тут - это две двери: та, что справа, ведёт в аккуратненькую душевую, а другая, слева, в небольшую комнатку с унитазом и раковиной. Сейчас мне нужна левая дверь. Я стучусь и слышу в ответ лишь тишину, после чего надавливаю на ручку и захожу. Смотрю в мутное зеркало. В отражении, как всегда, чужое лицо. У меня вечно проблемы с зеркалами: каждый раз из них на меня смотрит кто-то другой, и каждый раз этот другой - новый. Это странное ощущение, которое сложно описать и ещё сложнее осознать, так что я не буду делать ни того, ни другого. Самым простым, а значит и самым правильным вариантом я вижу просто принять это явление как данность и не думать об этом слишком много. Наверное, мне не так уж и важно знать, как я на самом деле выгляжу. Может, я вообще никак не выгляжу. Ну и что?

      Отведя безразличный взгляд от отражения, я открываю воду и мочу зубную щётку. Намазываю на неё немного пасты. Засовываю в рот. Тру ей свои зубы. Жёсткая щетина снова царапает десну и в сплюнутой мною на фарфор раковины пасте виднеются кровавые прожилки. Каждый раз так. Я скалюсь в своёчужое отражение, чтобы оценить повреждения, и вижу изуродованные, стёртые в мясо десна, воспалённые, больные и обнажающие корни жёлтых зубов. Я жмурюсь и, досчитав про себя до десяти, снова открываю глаза. В отражении снова новое лицо, но с дёснами у него все в порядке. Так, небольшая припухлость в одном месте. Это отражение меня устраивает. Смыв пасту с раковины, я забираю свои принадлежности и выхожу. Отношу все в номер, а там накидываю на себя куртку. Пора пить кофе.

      Проходя мимо стойки регистрации, я вижу за ней того паренька с зелёными глазами. Я уже много раз спрашивал его имя, и столько же раз его забывал, так что для меня он, видимо, навсегда останется просто Зеленоглазым. Он пьёт чай из большой чёрной кружки и что-то печатает на своём ноутбуке. Увидев меня, он мило улыбается и желает доброго утра. Я отвечаю тем же. А потом он говорит:

      - Слушай, а ты сейчас за кофе идёшь? Можешь мне тоже прихватить? Если не сложно.

      Это странно и я, на мгновение, хмурюсь. Он всегда пьёт кофе только вечером. Я так привык к этому неизменному распорядку, что даже такие незначительные изменения воспринимаются так, будто вместо утра наступила ночь. Хотя, какая разница? Я киваю головой и говорю:

      - Конечно. Карамельный раф?

      - Не-а. Сегодня хочется чего-то другого. Думаю, американо. С корицей и без сахара.

      Что за черт? Это уже не ночь вместо утра, это больше похоже на жизнь вместо смерти. Это неправильно.

      Так не должно быть. Что-то сломалось.

      Весь мой внутренний мир словно перетряхивается, а мысли сжимаются в ком и перепутываются друг с другом в гордиевы узлы. Свет становится слишком ярким, а звуки слишком громкими. Воздуха не хватает. Хочется кричать. Хочется убежать.

      Взрослые люди должны уметь держать себя в руках, а если не получается, то пересобирать себя на скорость. Вот так.

      Я жмурюсь, стараясь запустить под череп вакуум. Глубокий вдох. Счет до десяти. Выдох. Самые важные вещи внутри меня встали на свои места. Но ощущение неправильности никуда не ушло. Это чувство похоже на ревность.

      Которую я с улыбкой прячу поглубже.

      - Окей. Значит, американо. Не знал, что тебе нравится чёрный кофе.

      - А мне и не нравится. Просто сегодня что-то... Такое настроение.

      - Понятно.

      Он протягивает мне карточку, я её принимаю, киваю ему и выхожу.

      Эта гостиница немного странно устроена: у неё три этажа, но стойка регистрации контринтуитивно находится не на первом, а на третьем. А третий этаж - это, формально, вообще не этаж, а пристройка на крыше. Почему? Кто бы знал.

      Выходя из двери третьего этажа, я оказываюсь на открытом участке крыши, с которого идёт лестница на второй этаж. Этот кусочек пространства похож на балкон. Тут есть заборчик, оберегающий людей от падения вниз, небольшой пластиковый столик с дурацкой розовой табуреткой и стальная пепельница на длинной ножке. Порой, тягучими ночами, когда мой глупый мозг категорически отказывается засыпать, я прихожу сюда и в одиночестве пью чай с ромашкой, смотря на тот же дворик, что виден из моего окна, слушая гул никогда не утихающего дорожного трафика и доносящийся из паба гомон. В такие моменты мир кажется особенным, сам не знаю, почему. Наверное, мне приятно осознавать, что он существует.

      Перед тем, как спуститься и пойти за кофе, я решаю ненадолго задержаться на этом балкончике. Лезу в карман куртки, достаю смятую пачку сигарет. Сегодня чертовски холодно. Порывистый ветер, несущий в себе мороз, швыряет мои волосы в разные стороны, залезает под кожу и тушит слабый огонёк уже заканчивающейся зажигалки, не давая поджечь конец зажатой у меня во рту сигареты, как бы я не старался защитить его барьером из ладоней. Я уже почти начал беситься, когда ветер вдруг стих. Моментально. Воздух стал похож на воду в безлюдном бассейне, такой же неподвижный и спокойный.

      Прикольно.

      Я наконец поджигаю конец своей раковой палочки и затягиваю в себя дым, острой горечью царапающий горло. Наполняю им лёгкие до отказа и задерживаю дыхание, давая яду время всосаться в кровь, отправиться в разрушительную кругосветку по моим системам. Выдыхаю. Дым завивается в воздухе, распадается на волокна и собирается в облачка, уходящие вверх, к своим старшим друзьям. Завораживающее зрелище.

      Я смотрю в небо на границе горизонта и ловлю атмосферу момента. Мне нравится в этом городе. Нравится его бессонность, нравится его потерянность и нравится моё в нем беспробудное одиночество. Я ловлю себя на мысли, что мне хочется раствориться в его грязном воздухе, в его маленьких странностях и его шумной рутине. Под рёбрами распускаются тёплые цветы, и я улыбаюсь, делая очередную затяжку. А когда сигарета кончается, я тушу оставшиеся угольки о дно пепельницы и бросаю к пеплу и сам окурок, после чего, все ещё с улыбкой, иду вниз. Попадаю во дворик через тяжёлую дверь, киваю сидящему на ящике бармену, краем глаза замечаю прячущуюся за мусорный бак толстую крысу и выхожу на улицу. Там я попадаю в другой мир, шумный и многолюдный. Толпа похожа на воду в горной речке. Все куда-то спешат. А мне спешить некуда, но как-то так всегда получается, что мне приходится идти против течения, торопливо лавируя между людьми. Я ощущаю себя рыбой. Ловкой маленькой рыбёшкой.

      В последнее время я все чаще и чаще ловлю себя на мысли, что не хочу возвращаться в свой дом, где меня кто-то ждёт. Мне хочется остаться тут навсегда. Найти работу, квартиру и сбросить с себя груз прошлой жизни. Послать все к черту.

      Да, наверное я так и сделаю.

      Хотя, если говорить откровенно, я даже и не помню, что там было такого плохого дома. Не помню каких-то конкретных событий, зато память о царящей там тяжёлой и давящей атмосфере, похожей на густой смог, не угаснет, кажется, никогда. Я слышал, что такое бывает при переживании сильного травмирующего опыта: мозг просто стирает воспоминания. Удобно, конечно, но все же... Что же там такого случилось? Что такого случилось со мной?

      Я хмурюсь от таких мыслей, сбиваюсь с темпа ходьбы и едва не врезаюсь в какого-то бородатого мужика. Он бросает на меня косой взгляд и уходит дальше. Дальше иду и я. Лучше не думать о плохих вещах. Я представляю, как куча мультяшных метёлочек выметают из моей черепной коробки всякую дрянь, и тревожность отступает.

      Я топаю по мокрому после недавнего дождя тротуару и ловлю ритм. Сбоку от меня шумит бесконечный автомобильный трафик. Гудки, рокот моторов, мигалки. Вокруг меня шумит бесконечная человеческая толпа. Разрозненные слова, смех, ругань. Это похоже на панику. И это похоже на покой.

      Кофейня уже рядом. Буквально пара шагов, и...

      Я толкаю стеклянную дверь, на которой нарисован круглый логотип - котик в водолазном костюме. Внутри тесно, всего пара квадратных метров общественного пространства. На стене - зеркало. Напротив зеркала - миниатюрный красный диванчик. На стене над диванчиком висят неоновые трубочки, формирующие фразу “Damn Fine Cup”. В кофейне нет никого, кроме милой девочки-бариста, сидящей за своей стойкой. Она тут каждый день. Бедняжка. Наверное, чертовски тяжело брать столько смен.

      Я подхожу к ней и с самой милой улыбкой, на которую способен, прошу сделать два стакана американо с корицей и без сахара. Разными чеками. Девушка улыбается в ответ. У неё аккуратное личико с азиатскими чертами и чёрные волосы, подстриженные под каре. На ней всегда красная рубашка с короткими рукавами и чёрный фартук. Мне нравится на неё смотреть, нравится её улыбка и её немногословность. Да и кофе у неё всегда хорошо получается. Пока она готовит, напевая себе под нос какую-то незнакомую мне мелодию, я рассматриваю всякие вкусности, стоящие за прозрачной витриной сбоку от кассы. Там есть маленькие вытянутые тарты с голубикой, три вида круассанов: с шоколадом, миндалём и лососем, пышные синабончики, разноцветные макаруны, печенья с шоколадной крошкой и безе. Все всегда свежее.

      В итоге я соблазняюсь на тарт и прошу добавить его в свой заказ.

      Когда девушка, как обычно не проронив ни слова, но с очаровательной улыбкой протягивает мне два стаканчика, обёрнутые картонными полосками, что оберегают ладони от ожогов, и упакованный в красивую коробочку тарт, я улыбаюсь в ответ и даю ей чаевые. Она благодарно кивает. В её глазах - тепло горячего шоколада. Каждый раз, выходя отсюда, я обещаю себе, что в следующий раз обязательно позову её куда-нибудь со мной сходить. И каждый раз я ухожу, ругая себя. В следующий раз...

      Лавировать в людском потоке со стаканами и зажатой под мышкой коробочкой несколько труднее, чем без них, но я умудряюсь донести все в целости и сохранности. Ветер так и не вернулся. Куда же он пропал? Дойдя до своего закутка, я поднимаю глаза к небу и смотрю на неподвижную пелену тяжёлых туч. От их вида меня пробирает мощное чувство дежавю. Сколько же раз я на них смотрел? Выглядывало хоть раз через них солнце? Не помню.

      Поднимаясь наверх, я пытаюсь осознать, сколько я вообще здесь уже живу. Время в моем восприятии словно пребывает в суперпозиции: прошло уже и мало, и бесконечно много. С одной стороны, я тут всего неделю, не больше, но с другой - я будто провёл тут как минимум одну жизнь. И наоборот: целая жизнь - всего неделя. Оба этих восприятия на удивление гармонично уживаются в моей голове. И реальное, объективное время где-то теряется. В моей памяти нет ни одной даты, ни начала, ни сегодняшнего дня. Значит, объективного не существует вовсе. Ну и не надо.

      Я ухмылюсь, думая о том, какие фокусы иногда показывает сознание, если спустить поводья. Стоило расслабиться на недельку и все, начинаешь путать и перемешивать все подряд. Если бы объективная реальность существовала по тем же принципам, то забытая на тумбочке расчёска сама по себе убегала бы куда-нибудь в совсем другое место. Думая об этом, я вдруг вспоминаю, что уже давно не видел свою расчёску. Надо будет поискать.

      Дойдя до третьего этажа, я отдаю Зеленоглазому его кофе и банковскую карточку. Он благодарит меня и говорит:

      - Тебя искал какой-то мужик.

      От его слов мне вдруг становится страшно. Почему? Не знаю.

      Я стараюсь не подавать вида и как можно спокойнее спрашиваю:

      - Что за мужик?

      Голос всё равно дрогнул, но Зеленоглазый, кажется, не обратил внимания. Он пожимает плечами.

      - Не знаю. Он ждёт у тебя в номере.

      Я чувствую себя, как... Как персонаж какого-нибудь драматичного ужастика или боевика, который говорит главному герою: "Когда это все закончится, я угощу тебя ужином". Который говорит это лишь потому, что знает, что для него ничего не закончится. Который вот-вот умрёт, и это никак не исправить и не предотвратить.

      Фатум стоит у меня за спиной и дышит в шею. Его дыхание обжигающе горячо.

      Мне страшно.

      Я не подаю вида.

      Как можно спокойнее спрашиваю:

      - Зачем ты его пустил?

      - Не знаю. Вообще, так нельзя делать, но... Я не мог его не пустить.

      - Понятно.

      Надо держать себя в руках. Мысли путаются. Свет ослепляет. Я привык.

      Я закрываю глаза и представляю свой дурацкий мозг, плывущим по бескрайнему космосу. Считаю до десяти. Сначала от одного, но не помогает. Я начинаю задыхаться, дыхание уходит из под контроля. Откуда-то из другого мира до меня доносится далекий и глухой голос Зеленоглазого. Кажется, он спрашивает, в порядке ли я. Нет. Нихрена я не в порядке. Потому что ты, дебил, впустил в мою комнату того, кого не надо было.

      Я считаю от десяти до одного. А потом еще раз от одного до десяти. Мир встает на свои места.

      Я молча киваю Зеленоглазому и иду к своему номеру. Я решил, что нет смысла куда-то убегать. Если этот кто-то нашёл меня тут, то найдёт где угодно.

      Встав у двери, я не решаюсь прикоснуться к ручке. Сердце гулко стучит в ушах. Что же меня так напугало? Кто меня ждёт?

      Может, это кто-то из прошлого? Может, это тот, кто заставил меня все забыть?

      Кто бы там ни был, лучше съесть тарт прямо сейчас. Мало ли. Открыв коробочку, я беру вкусняшку в руку и начинаю жадно есть. Нежный творожный вкус растекается по полости рта, корж налипает на зубы. Вкусно. Не зря купил. Доев, я облизываю пальцы и отпиваю глоток кофе. Его приятная горечь с нотками корицы перемешивается с остатками вкуса тарта, и я жмурюсь от удовольствия. Теперь не так страшно умирать. Вдох-выдох. Прыжок веры.

      Я открываю дверь и захожу. На кровати в моем номере сидит фигура.

Нет. Не так.

      Очертания человека, похожие на дыру в пространстве, заполненные густой темнотой. Темнота переливается подобно бензиновым разводам в грязной луже и шумит, как видео со старой камеры. Фигура смотрит на меня. Я не вижу её глаз, но я это чувствую. Она говорит:

      - Привет.

      Этот голос звучит как синтезированная смесь всех голосов, что я слышал за жизнь.

      - Привет. - Отвечаю я. - Ты за мной?

      - Ага.

      - Круто. - Я отпиваю ещё глоток кофе. - Можешь меня не убивать, пока не допью?

      Сюрреалистичность происходящего перегрузила мне мозг, и мне стало все равно.

      - Чего? И не собирался даже.

      Теперь мне не все равно. Я почти слышу, как у меня рвется шаблон. Я был уверен, что сейчас это нечто достанет из-за спины маленький пистолет с глушителем и оставит во мне три дыры: две в груди, одну в голове. Хотя, казалось бы, почему именно пистолет? Думается, у него есть куда более специфичные методы расправы. Но тем не менее вопрос, распустившийся в моей голове, никуда не уходит. Так что я его задаю:

      - Но... Зачем тогда?

      Фигура качает головой.

      - Ты должен понять сам. Вспомни все странности, которые ты принимал как должное. Я знаю, что иногда тяжело заметить неправильность, пока в неё носом не ткнут, так что постой, подумай.

      Мне не надо думать. Ответ был на периферии, но был мною игнорируем. Теперь я смотрю прямо на него.

      - Я уже умер?

      Фигура снова качает головой.

      - Нет. Ты просто...

      - Слишком глубоко уснул.

      - Именно. Я пришёл забрать тебя домой.

      - Кто ты?

      - Ты знаешь. Хорошо знаешь. Просто, видимо, забыл. Я... - Фигура запинается. - Мне жаль что случилось то, что случилось. И не мне одному. Тебя ждут. Пожалуйста, возвращайся к нам.

      - Понятно... - Я мнусь - Если честно, мне совсем не хочется уходить. Можно я проведу тут ещё немного времени? Однажды я точно захочу вернуться.

      - Конечно. Мне сказали, что ни в коем случае нельзя на тебя давить и вытаскивать силой, так что... - Фигура встаёт с кровати и подходит ко мне. - Просто знай, что ты не один, и тебя очень ждут дома. И ещё... - Оно кладет руку мне на плечо, отчего меня прошибает мороз - Тут такое дело, раз уж ты теперь точно знаешь, что все это не настоящее, твоё подсознание начнёт тебя выталкивать. Как в том фильме, помнишь? Все эти порождения твоего разума теперь постепенно будут становиться все более враждебными и агрессивными, вещи начнут меняться, этот мир будет превращаться в ужастик, в нем появятся твои кошмары и все в таком духе, так что... Вариантов у тебя особо и нет. А так, конечно, возвращайся как пожелаешь нужным. Покеда!

      Фигура убирает руку с моего плеча и выходит за дверь, а я сажусь на кровать и пью кофе. И думаю:

      "Вот ведь ебаный мудак"