Увидеть Её слёзы и утешить, разругаться с Ней и признаться, потерять надежду и вновь вернуть, стать друзьями и даже кем-то большим. А всё это для Синдзи уложилось буквально в три дня! И юноша верил, что заслужил такое счастье, но всё корил себя, что оно досталось для него даром, ибо он ничего толком не сделал ради этого — врал самому себе. Просто... Просто... Возможно он был самим собой? Это даже в мыслях было тяжело сформулировать, пусть и давно знал ответ.
И вот сейчас Он идёт по улице, носит в руках два портфеля, свой и «чужой», а подле Него, покачиваясь, как на волнах, шла Аска. Шла ни медленно, ни быстро, но задавала темп их неспешной прогулке до дому. Икари весь путь не смыкал глаз с Её уверенной, победоносной улыбки и устремлённый вперёд орлиный взор. Но было в том взгляде что-то другое, почти не считываемое, практически не читаемое выражение, которое он видел всего несколько раз, когда Она смотрела на него. Её озорной лик становился мягче, щёки наливались краской, но в напряжённых скулах читалось счастье... Но это было не то простое счастье, которое он увидел в недавнем признании, а другое, более интимное. Так счастлив человек, которого однажды насильно лишили чего-то важного, который годами усердно желал э т о вернуть, и который получил что-то другое, но не менее важное, не менее желаемое.
И всю дорогу они пытались поговорить просто так, как друзья, на отвлечённые темы. Но там и тут встречали тупики из недосказанностей и умалчиваний. Оказывается, кроме Ев и Ангелов, им не о чем говорить, и слишком было много секретов, что раскрывать было не просто страшно — опасно, равносильно смерти.
А потом пришёл новый день. Прекрасное в своей тревожности утро. Дорога, перекрёсток перед школой, светофор. А на той стороне стоит Аянами Рей. Подростки встали, долго вглядывались в размытые далью силуэты друг друга. Можно было увидеть лица, но что на них написано — нельзя прочесть. И только единственный вопрос «Почему?», как вонючий и густой смог, заполнил всю улицу.
Аска не смотрела на Рей напрямую, сместив взгляд вбок, чуть насупив брови. Но кинула взгляд на Синдзи и задержалась на нём. Тот не сводил глаз с Аянами: пальцы волнообразными движениями сначала разжимались, словно готовились бросить свою ношу, а затем сжимались, втягивая её назад в крепкий хват ладоней; глаза почти не моргали, аритмично поджимались уголки рта, и едва слышимым шёпотом до ушей немки доносилось: «Аянами, я... Рей, я...». Сорью поджала губы и посмотрела на свою соперницу уже напрямую, потом на Синдзи и снова на Рей. Взгляд медленно и терпеливо метался в разные стороны, становясь всё более дёрганым. На смену спокойному дыханию пришли глубокие вдохи и рваные выдохи. Заскрипели зубы, зрачки сузились... А затем расслабились. Её лик на секунду поник, словно кто-то неаккуратно задел выключатель. «Verdammt», — процедила она сквозь зубы. Девочка сделала полшага назад, не поднимая стопы, коснулась пальцев Синдзи, небрежно и невольно погладив своими костяшками о его, и взяла из свой портфель, и сказала ему:
— Если хочешь извиниться, то делай это сейчас.
— Что?.. — Его подтолкнули вперёд, навстречу Рей.
— Не стой столбом, побежали! — Крикнула она, пережала проезжую часть и была такова.
И вот у светофора остались только две фигуры, удивлённо смотрящие вслед угасающему рыжему солнцу.
***
Вся следующая неделя для Икари и Сорью выдалась, что ни на есть, не из простых — можно смело обозвать катастрофической для их только зародившейся новой связи. Причём Синдзи, пускай и невольно, оказался виноватым, вернее крайним. Стал тем, кто запустил маховик, цепочку неприятных событий. Но для торжества справедливости мальчика стоит оправдать, самую беду принесли именно одноклассники. Ни страшно любопытный Кэнсукэ, ни ранее чёрствый Тодзи, ни грозная Хикари не могли проигнорировать ту милую сцену между Синдзи и Рей, что разыгралась на подходах к школе.
И глупо было пытаться просить их троих держать язык за зубами. Синдзи это понимал, потому старался не придавать своим извинениям перед Рей особое значение, хоть они и были очень важными. И тем не менее даже так это подарило друзьям сладострастную почву для сплетен и вымыслов, которые к началу второго урока разлетелись по всей школе со скоростью звука, а в их родном 2-А стали центральной темой для всех разговоров и во время уроков, и после них. Дисциплина нарушена. Тут авторитета старосты уже не хватало для поддержания прежнего порядка.
«Рей и Синдзи встречаются?», «Не может быть!», «Когда они успели стать парой?», «Ты слышала новости?». Вопросы плодились на ровном месте, как молнии в хорошую грозу. И когда выпытывать друг друга стало нечего, принялись за провозглашённую «парочку».
Аянами в основном держалась молодцом, умело избегая расставленные капканы из хитрых вопросов одноклассниц. Череда односложных ответов с чуть наигранным недоумением практически мигом сводили провокации и интерес сплетниц на нет. Делала ли Рей это специально? Да нет. Она всего-навсего оказалась поглощена своими размышлениями о природе «Люблю», «Ценю», «Нравлюсь», «Друг». Мозговой штурм потребовал бумаги, и тогда Рей на следующий день пришла с блокнотом, куда записывала свои мысли и наблюдения за динамикой Синдзи и Аской. То, как она усердно водила по нему пером. То, как она поглядывала на Синдзи (а поглядывания на Аску благополучно игнорировались). То, как она ревностно, даже с боем защищала содержимое блокнота. Всё это вернуло интерес к ней и привело к новым попыткам разузнать с надеждой, что когда-нибудь она да расколется.
Икари пришлось не лучше. Как и Рей, он старался не давать так желанных вкусных подробностей, даже не открывал рта. Но что до эмоциональной выдержки, тут он девочке уступал в эмоциональной выдержке. Стоило этим прилипалам подойти, как сразу на душе становилось неспокойно. В одну минуту он мог просто отвести взгляд, в другую же нервно царапал бёдра через брюки, в третью уже хаотично перебирал пальцами и царапал лоб. И когда это надоедало, он срывался в крик.
И когда неугомонность одноклассников превратилась в откровенную и неприличную наглость, то на помощь спешила староста и её новоиспечённые помощники — Тодзи и Аска. Один помогал под предлогом заступничества перед другом, а другая... Ну, Хикари вежливо попросила, вы понимаете. С усилиями друзей ажиотаж первого дня быстро утих, напряжение сошло на нет; новые волны сплетен преследовали ещё до самой пятницы, но уже по остаточному принципу, или если пилоты своими неаккуратными (и даже аккуратными) действиями создавали настоящий бум.
А что же Аска? Сплетни не касались её напрямую. Пока Синдзи и Рей всю неделю оставались в главных ролях школьной драмы, она оказалась в касте второстепенных — самой лучшей девочкой в школе, которая лишь изредка бросала язвительную реплику, чтобы не давать повода заподозрить себя в слабости и участии в любовном треугольнике. Она стала наблюдателем того, как совместная идиллия, достигнутая с мальчиком, рушилась на глазах. Она не могла спокойно подойти к нему, не заявив о себе, не подмочив идеально выстроенную репутацию.
«Секрет должен оставаться секретом, ведь так?» — с иронией спрашивала она себя. Девочка не хотела делать первый шаг, надеялась, что Икари его сделает, как в те дни до этого. Но он лишь послушно выполнял её старую и злосчастную просьбу держать всё в тайне, и его пассивность стала последней каплей.
Дома у них возник негласный ритуал — приходить после полуночи спать вместе — был последней нитью, что связывала их. Но в четверг Аска не пришла к Синдзи в обещанный час, а стояла у двери, колеблясь в своих желаниях. Она не решилась, и он не дождался. А наутро Синдзи встретил её с лицом, что застыло в маске холодного пренебрежения. Она с первых мгновений набросилась на мальчика с язвительным сарказмом, вернулась к старой «Я». И он был единственным, кто увидел в её глазах боль. Боль, которую он и понимал, и не способен был понять в то же время. Боль, что разорвала мосты.
***
Новая неделя началась с осадков. Из-за гор пришло светло-серое, рваное полотно из туч, а за ними последовала плотная синева. Дождь шёл беспрерывно с раннего утра, но к семи часам пошёл на спад. Лужи, сырой асфальт, запах сырости и чуть удушающее ощущение плотного воздуха.
Сегодня Икари не стал дожидаться Аску и вышел из квартиры первым, без зонта и плотнее закрывшись в серо-синюю куртку, сразу перешёл на быстрый шаг. Он хотел убежать как можно дальше от Сорью, от Кацураги, от Аянами, от всех. Маска лживого «Я» с победоносной радостью заняла своё родное место. И так, удобно устроившись у него под ушком, ехидно спрашивала: «Ну что, малыш Синдзи, как тебе дорога во взрослый мир? Не устал ещё быть храбрецом? Что бы ты ни сделал — тебя отвергнут, предадут и забудут». И юноше нечего было ответить, он даже с облегчением принял её назад, целиком и полностью. Но вот уже с чем не мог спокойно согласиться, так это с заключением маски. «Стоит просто подождать. Может, всё уляжется само», — наивно заключил он под чужой и внутренний хохот.
Как на автомате, он подошёл к лифту, собирался точно и быстро ткнуть по кнопке вызова, но быстро остановился. «Лифт не работает» — висела картонная табличка на панели. Синдзи всё равно, чтобы удостовериться, нажал на кнопку пару раз, подождал. И наконец он, закатив глаза, без восхищения посмотрел на ступеньки, он на четвёртом этаже. «Надеюсь, починят» — проговорил он уже без уверенности и пошёл к лестнице. Всё-таки спускаться легче, чем подниматься.
Синдзи спускался быстро, чуть ли не бегом. Лестничные пролёты сменялись один за другим. Вот уже на пути предпоследний, и он скоро будет на улице, где, по звуку, дождь начал снова набирать свою силу. Но вдруг из-за угла выскочили люди, грузчики с коробками. Только с удачей у него получилось протиснуться мимо них, не задев никого. Но тут нога не нашла надёжной опоры под собой. Протекторы на туфлях ловко заскользили по чужим следам, он подскользнулся и готов был кубарем полететь вниз, если бы чья-то рука не схватила его за шиворот, резко дёрнула назад и утащила подальше.
— Куда ж ты так торопишься?! По лестнице-то, етижи-пассатижи! — с хрипотой возмущённо протараторил высокий мужской голос.
Испуганный моментом, Синдзи не сразу понял, что его спасли, поставили и о чём-то спрашивали. А когда опомнился, то увидел перед собой однорукого военного офицера пожилых лет. Щетинистая и морщинистая рожа, насупив брови, глядела ему прямо в глаза и ожидало немедленного ответа. Но почему-то быстро смягчилось. Мужчина похлопал по плечу и отдалился.
— Ушибиться не успел? — спросил взрослый.
Удивлённый Синдзи с задержкой замотал головой.
— Ну вот и хорошо. А то выскочил заяц так, что аж чуть всех не посшибал! А у всех-то руки заняты. Ох, если бы не то, чтобы было-то!
Дальше военный, видимо, не на шутку переволновавшись, перешёл на другой язык, коего Синдзи не понимал. Но мальчик с первых слов оказался очарован экспрессией спасителя, коя отлично читалась в дёрганых взмахиваниях единственной рукой, покачиванием головой через каждую рубленную фразу, стиснутыми зубами и едва зажмуренными веками. «Это он так волновался за мою жизнь? Это... Приятно», — пронеслось в мыслях юноши.
Синдзи стыдливо покраснел, прикусив до красна нижнюю губу, и виновато уткнулся глазами в пол, а вернее в сторону офицерских сапог. А там взгляд быстро сместился на колени, одно, правое, было согнуто и ритмично подрагивало. И тут с краю он приметил лежащую на лестнице трость. Не смотря на протесты маски, он осторожно спустился, взял трость, чуть смахнул грязь и без слов протянул её взрослому.
— О, спасибо, сынок! — военный взял её без промедлений. — Что ж я делал бы без тебя? Хе, так бы и остался со своим больным коленом стоять тут.
Мужчина уверенно взялся за ручку, с ударом опёр трость о земь и издал протяжённое да безрадостное «Ух-хо-хох».
— А-ага... — небрежно ответил Синдзи и стал спускаться вниз.
— Эй, стоять-бояться! — окликнули его сзади.
Юноша дёрнулся и медленно повернулся назад. Офицер аккуратно, почти не ступая на больную ногу, спустился к нему и с тонким, нарочито демонстративным прищуром стал вглядываться в его лицо, беспрецедентно вторгаясь в личное пространство, а затем быстро расплылся в торжественной улыбке.
— А я-то думаю, что за лицо-то знакомое попалось! Ты Икари Синдзи, верно?
— Д-да. — неуверенно ответил мальчик. — В-вам что-то нужно?
— Я Волков Валерий Тимофеевич. Для тебя, сынок, дядя Валера. — представился мужчина и, зажав трость меж рукой и торсом, игнорируя боль, пожал руку мальчику. — Очень рад нашей встрече! А я было уж перестал надеяться, что встречусь с кем-то из вас, героев.
— Г-героев? — осторожно переспросил Синдзи.
— А как же! Кто там ещё с тобою? Две девчушки, Рей Аянами и Аска Ленгли Сорью? С чудищами боретесь? Боретесь! Землю-матушку спасаете? Спасаете! Вот! Настоящие герои!
Щёки Синдзи налились краской. Слова дяди Валеры были столь неожиданны для него, как цунами, смыло весь страх. Даже нахальная маска, на радость ему, не устояла и замолчала. Не готова была давать отпор такому типажу людей. Когда Волков хотел разжать руку и отпустить, юноша только крепче сжал её. Разведчик весело улыбнулся и более не стал ослаблять хватку, вместо этого наблюдал за лицом мальчишки, которое даже не знало, что и выразить, а всё это время они не сводили глаз друг с друга, что для юноши уже было вызовом.
— В-вы так считаете? — задал вопрос Синдзи, всё ещё не веря в сказанное.
— Все считаем. — кивнул военный, который, видать хотел совсем выбить из под ног тот хлипкий фундамент мальчика, от чего он перешёл на пафос, но искренний, — Всесоюзная Сталинская Коммунистическая Партия большевиков выражает Вам, товарищ, бесконечную благодарность за Ваш вклад в защиту Человечества!
Едва Волков договорил, как Синдзи с испугу сам оторвал руку из крепкой хватки, ухватившись уже за холодные перила лестницы. Слишком велика была благодарность для маленького человека, как сам считал мальчик. Мужчина в ответ засмеялся, похлопал юнца по плечу и сказал напоследок:
— Ладно, сынок, не серчай на дядю, — его глаза быстро поникли и понимающе в последний раз поглядели на лицо юноши. — В школу торопишься? Одобряю твой энтузиазм к учёбе. С такой-то ношей находишь время на знания. Небось, отличник. Ну, давай тогда, спеши, не прогуливай, приду — проверю.
Волков, не торопясь, развернулся и медленно поковылял вверх, к грузчикам. Синдзи, ещё обескураженный, смотрел ему вслед, пока тот не повернул на следующий пролёт. Мальчик продолжил спуск, но уже без спешки, ступал на каждую ступеньку, смотрел под ноги. Голова гудела, чувство было такое, что это не его за шиворот взяли, а самые глубины его сознания растрясли как следует. Тут Икари и вспомнил слова Мисато: «Синдзи, Аска, чуть не забыла. К нам в дом заселился сосед. Он приехал из Токио-2, из советского посольства. Имейте в виду, с ним лучше лишний раз не пересекаться. Человек важный и, поговаривают, очень нервный и злющий».
— Злющий? — сорвалось с языка, когда он оказался на улице под дождём.
Прохладный ветер и крупные капли надвигающегося ливня освежающим порывом омыли лицо, вернули бодрость и чуть привели в чувство. Взгляд зацепился за фургон службы доставки, коробки большие и маленькие, длинные и короткие. На каждой надпись «Собственность посольства СССР», чьи-то инициалы на латинице, а подписью — кириллицей, и советский флаг.
— Если бы таких «злющих» было больше… — заключил Синдзи и побежал.
***
Дверь в квартиру резидента была раскрыта настежь, подперта булыжником. Грузчики, уставшие и раздражённые, уже на втором дыхании дотаскивали оставшиеся посылки да складывали их вдоль коридора. Волков вместе с охраной дружно же эти посылки распаковывали. Практически ничего из того, что могло носить государственную тайну, здесь не и не было, а что было — доставили в железных ящиках с кодовым замком. Преимущественно здесь были личные вещи дипломата и мебель под заказ.
До этих пор Волков жил очень скромно, чуть ли не в голых стенах. А сейчас его, не побоимся этого слова, логово буквально сверкало от чистоты, а в комнатах дышалось так легко и свежо, словно он с собой целый сосновый бор притащил. Новая мебель из древесного массива, крытая лаком, придала объём, ковры и шторы — рельеф, а мелкие вещи отлично заполонили все удобные и неудобные ниши. Телевизор в гостиной, по радиоприёмнику в кабинет и спальню, несколько книжных шкафов, граммофон, магнитофон, богатая коллекция винила и кассет: исполнители отечественные и зарубежные.
Вещей было до неприличия много, словно дипломат заселился сюда насовсем, хотя не раз и не два господин Фуюцуки отмечал, что это лишь временное пристанище. Но нет ничего постоянного, чем временное, — так шутил Волков, ведь если и работать, то в комфорте.
Когда с основным массивом посылок было окончено, Волков отпустил свою охрану и принялся названивать начальству. Ещё день не начался, а для разведчика он вышел отличным, уже строил планы на завтра и спешил отчитаться о хороших новостях.
— Докладывай, — сказал сухой, без намёка на благосклонность голос мужчины.
Волков вытянулся по струнке, даже несмотря на то, что его никто не видел.
— С Икари, Сергей Анатольевич, ни в какую, — сказал-отрезал он. — Командующий твёрдо стоит на своём. С его слов, сейчас NERV удовлетворён тем уровнем помощи и того уровня сотрудничества, что есть сейчас между организацией и советским государством. Что на его заместителя, что на него самого, давить сейчас бесполезно. А других предрасположенных к нему людей нет.
— Плохо, — раздражённо констатировал начальник. — Но хорошие новости-то есть?
Волков бодро усмехнулся, пытаясь настроить разговор на менее формальный тон.
— Иначе бы в такую рань не звонил, Сергей Анатольевич! Вот, представляйте, какая удача. Утром сына командующего раз и взял на крючок! Теперь вот думаю, сразу подсекать или обождать.
— И я на твоём месте поторопился бы, Валерий Тимофеевич. — Не отпуская накала, строго указал Сергей Анатольевич. — Тут Павлушин все уши генсеку протёр. Информация не точна, есть основания предполагать, что ГРУ своего таки добились.
Лицо Волкова мгновенно потемнело. Смахнулась ухмылка, глаза закатились, и в культю вдарили фантомные боли, стоило только попытаться перебрать пальцами на давно несуществующей руке. Появился чуть сдержанный оскал.
— Они там сдурели что ли совсем?! — воскликнул он так, чтобы и передать недовольство, и не нарушить субординацию. — Тьфу. Работа только началась, а они сворачивать всё хотят!
— Тише, Валерий Тимофеевич, тише! Ещё ничего не решено. — обнадёжил начальник, чтобы потом снова ударить плохими новостями. — Но правда в том, что в политбюро, мягко говоря, твой старт, твои скудные результаты не устраивают: «Тевтон» задерживается на неопределённый срок, Икари на сближение не идёт, а от спящих ячеек, с твоих же слов, осталось чуть больше, чем нихрена. На фоне твоих неудач, считай, неудач всего отдела, методы ГРУ кажутся предпочтительней наших точечных ударов.
— Вот же дрянь этот Павлушин… — тихо, почти себе в нос, процедил разведчик. — Давно говорил, нечего карьериста этого во главе ГРУ ставить, да ещё такого сопляка.
— Это всё софистика. Ты — полковник, а он — сын маршала, причём способный, не смотри, что совсем «зелёный». На кумовство тут не скинешь. — Сергей Анатольевич неприятно вздохнул, словно и сам был недоволен такими перестановками. — Тем не менее новости на том неприятные не заканчиваются. Время для собрания и решения насущных вопросов ещё выбирают. В лучшем случае у тебя неделя, чтобы убедить руководство.
— А в худшем?
— Срок до завтра, Волк. Ещё вечер в Японии не настанет, как в Москве вынесут решение.
Волков, не находя себе места, плавно направился к креслу и сел, нет, плюхнулся на него, поскольку ноги уже отказывались его держать. Он закрыл глаза, по лицу прошлась горькая обида.
— Scheiße, ведь не на такой ноте хотел в отставку уходить.
— А кто ж хотел? — голос из трубки проявил нотки неподдельного сочувствия. — Всё в твоих руках, товарищ полковник. Если ты сможешь достигнуть убедительных результатов, то политбюро своего решения не станет менять, но, как думается мне, теперь всё бесполезно.
Пауза затягивалась, никто из двоих не вешал трубку, хотя и казалось, что разговор на том окончен. Резиденту нечего ответить, а начальнику — прибавить. Только и был слышен шелест бумаги.
— Кстати, Валерий Тимофеевич, вы медкомиссию проходили? — Спросил Сергей Анатольевич.
— А? А как же! — тут же оживился разведчик.
— А флюорографию проходили?
— Я вот… — у Волкова перехватило дыхание. Он замёр, уставившись в стену, и по его лицу медленно расползалась краска от осознания собственной оплошности. — Ой, мля...
— Балда ты старая! — Рявкнул старший, мгновенно вернув себе властность. — Нам тут отчётность сдавать, а флюорография у тебя, балбеса, не пройдена! Делай что хочешь, полковник, у тебя срок до завтра, чтоб справка и хорошие результаты у меня к обеду на столе лежали!
— Так точно, товарищ Генерал-Лейтенант!
— Вольно, конец связи.
Голос начальника сменили еле слышимые гудки. Волков положил телефон на подлокотник, а сам взял пачку сигарет в руки и пошёл на балкон курить да думать, как ему спасать честь ведомства. Да, он о себе думал в меньшей степени: своё, как-никак, он прожил, а с его «наследством» придётся работать другим. С первой затяжкой пошли и первые жалобы: «Вздор! Неделя уже ни в какие ворота, а тут перспектива меньше чем за сутки подлезла!». Со второй затяжкой наступило пораженчество: «И что толку? Ничего не получится, я же не волшебник же!». А потом он с отвращением отшвырнул почти наполовину искуренную сигарету на пол и уставился на городской пейзаж. Его голова медленно опустилась под собственной тяжестью и требованием организма в отдыхе. Он замер, словно жизнь в тот же миг покинула крепкое тело разведчика. Голову на целые минуты заняли тяжёлые думы на всевозможные темы, от желания психануть и бросить до поиска решения и попытки найти что-то хорошее.
И он нашёл. Не решение — силы действовать.
— Так, довольно, Валер! Чего это ты взялся раскисать? — заворчал на себя Волков.
Полковник вернулся внутрь и принялся собирать ранец, закидывая туда документы, диктофон, фотокамеру, медкнижку, документы, в том числе дело на каждого пилота, и ещё по мелочи. И, накинув ту на плечо, покинул квартиру и отправился в ГеоФронт. «Сначала флюорография, может, ещё чего в себе подлатаю, а за ней и остальное решится», — заключил он про себя, когда уже сел в машину.
***
Вторая половина дня. Тучи покинули город, открыв ещё тёплое осененное солнце. Оно, не сбавляя жара, ярко светило над оживлённым городом-крепостью, заставив сменить куртки на футболки. Население вернулось к привычной рутине, улицы заполонили машины и пешеходы. А где-то здесь, неподалёку от центра города, шёл Кадзи Рёдзи, а подле него, чуть ли не повиснув на крепком мужском локте, следовала Аска.
— Как мне везёт! — кричала она на всю улицу, прыгала от радости. — Я иду за покупками с самим Кадзи-саном!
Как занятия кончились, Аска не стала терять и минуты: мигом вернулась домой, приоделась в платье, прихорошилась и позвонила Кадзи, уверенная, что он согласится. Разумеется, не прогадала. И сейчас со всей страстью тащила его от одного магазина одежды к другому, везде задерживалась на минуту-другую, но ничего и не подбирала, ворчала на скудность ассортимента.
В случае девочки шоппинг, его имитация, был просто одним из способов забыться, выкинуть из головы дурака Икари. А для неё он был дурак, настоящий дурак и предатель... Каждый раз, стоило ей потеряться за стеллажами одежды, её улыбка сходила с лица, и вот тогда мальчик вновь возвращался к ней. И это бесило невероятно, а срывалась она на одежде, мяла хрупкую и выглаженную ткань, царапала, портила дорогой и дешёвый товар. «Я ведь... Открылась ему. А эта Аянами!.. И его молчание!..» — саморефлексия наступала каждый раз, стоило ей покинуть общество Кадзи, что терпеливо ждал у кассы, а иногда и себе что-то подыскивал. Где-то она задерживалась ненадолго, где-то она основательно пропадала, что мужчина беспокоился и начинал искать её.
Поняв, что толку «забываться» нет, Сорью целенаправленно повела Кадзи в нужный магазин, который нашла ещё давно.
— Что? Отдел купальников? — впервые удивился Кадзи.
Глаза мужчины зацепились за стеллажи, за которыми одна только рыжая макушка девочки и была видна. Ассортимент купальников пестрил разнообразием и разной степени извращениями. Одни, самые приличные, считай, пуританские, закрывали грудь и пояс полностью; другие отчётливо подчёркивали фигуру и заставляли напрягать страстную (или похотливую) фантазию; а третьи были настолько скупы на ткань, что граница между одетым и голым становилась чисто символической.
Мужчина вспомнил Мисато и мысленно принялся переодевать давнюю подругу, примеряя на неё каждый понравившийся вариант. Всё отлично выражалось на лице, чуть ли не демонстративно: брезговал, дул губы, одобряюще кивал, усмехался, озабоченно качал головой. И вскоре Аска выбежала из стеллажей с первой и единственной покупкой за весь день.
— Кадзи-сан, как насчёт этого? — спросила девочка
Она игриво выглянула и посмотрела на мужчину, мужчину, демонстрируя ему полосатый красно-белый купальник, чей верх на, возможно, не самую надёжную молнию застёгивался спереди. Кадзи обеспокоенно смутился:
— А не слишком ли это для ученицы средней школы?
— Кадзи-сан, вы отстали от жизни! Сейчас все такие носят. — «А что бы сказал Синдзи...» — промелькнула мысль вслед за неодобрительной реакцией мужчины.
Её улыбка дёрнулась, а Кадзи увидел «эффект лампочки», когда казалось, что девочка угасла. Он нахмурил брови и, решив не вдаваться в подробности девичьих проблем, отправился с ней на кассу и расплатился за неё.
Шоппинг кончился, уставшие и голодные, они отправились в кафе. Пока мужчина делал заказ, Аска делилась подробностями из школы.
— Серьёзно? — переспросил он.
— Это для нашей поездки. Я хочу хорошенько от-дох-нуть! — сказала Аска, предоставив путеводитель.
— Куда это вы собираетесь? — мужчина взял его, раскрыл и стал бегло проходить по расписанию и возможным услугам, некоторые пункты из расписания были обведены овалами и окружены сердечками.
— Окинава! — торжественно воскликнула она, — Вот, мы даже будем нырять с аквалангом!
— Подводное плавание. Хо. Я три года не нырял.
— А куда вы ездили вместе с классом?
— Мы никуда не ездили, — констатировал мужчина.
— Это почему? — удивилась она.
Кадзи сдержанно хмыкнул.
— В тот год начался Второй Удар...
Они замолчали. Неловко было продолжать диалог. На такой ноте, а переводить тему что-то не получалось. А потому, отобедав, Кадзи сопроводил девочку до дома, а после вернулся в штаб.
***
Поздний вечер, наступили осенние сумерки, вслед за дневной жарой пришла ночная прохлада и новые тучки. Без кофты на улицу нельзя было выйти. Но пока снаружи осень постепенно заявляла о себе, в квартире разгорелось пламя недовольства.
— Э?! Мы не можем поехать вместе с классом? — возмутилась Аска.
— Да. — кратко подтвердила Мисато.
— Почему?
— Вы всегда должны быть наготове.
— Мне никто этого не говорил! — не унималась рыжеволосая
— Я говорю, — столь же безразлично отвечала ей Кацураги.
— Кто это решил?!
— Я, как руководитель отдела операции.
Обычное семейное собрание и разбор полётов. Все трое жителей квартиры сидели на кухне, пили чай, но не Мисато — предпочитала пиво и взяла на пробу другой бренд. Синдзи на разгорячённый спор не обращал внимания, а только крепко держал в руках кружку чая. К чаю он почти не притронулся, а только делал вид, что пил. Мысли юноши кружились вокруг утренней встречи с дядей Валерой. Всего одна случайная встреча, а такая насыщенная. «Смогу ли я с ним увидится ещё раз? Где же он живёт?» — крутились возбуждающие воображение и тело вопросы. Адрес дипломата было нетрудно узнать самому, здесь не так уже и много заселённых квартир, но пробегать все шесть этажей и стучаться в каждую из сотен дверей или пытаться найти по следу обуви нового жильца при этом не очень-то хотелось.
Из размышлений его вытащила Аска, со своим запросом.
— Эй, перестань «хлебать» чай, и скажи что-нибудь! Ты же мужчина!
— А я предполагал, что так и будет, — улыбнулся Синдзи.
— И ты смирился?
Он саркастично, что для него неестественно, пожал плечами.
— Вы только посмотрите! Маменькин сынок! — возмущаясь она демонстративно развела руками, а потом её что-то дёрнуло дополнить, — конечно, только глумиться и можешь. От тебя поддержки и ждать не стоит.
— Н-не говори так! — в ответ он тоже возмутился.
Мисато удивлённо подняла бровь и чуть было не поперхнулась пивом. Пришлось сдержаться, пусть и горлу было больно. «Это на них не похоже. Значит, придётся на них обратить внимание. А то расслабились без воспитания», — подумала она. Мисато поставила банку на стол с глухим стуком, обращая на себя внимание подростков.
— Я знаю, что ты чувствуешь, но мы ничего не можем сделать. Ангел может напасть, когда вас нет.
— Вечно мы должны ждать. — разозлилась Аска. — Ждать, ждать, ждать, ждать! Мы всегда должны быть готовы к нападению, хотя и не знаем, когда нападут. Почему вы не можете найти ангела до того, как он нападёт?
— Если бы мы могли, мы бы нашли. — растерянно ответила Кацураги. Для неё этот вопрос был не менее важным, чем прочие. Но быстро свернула диалог к рутине: — Ну, не всё так плохо, пока все остальные в отъезде, вы можете позаниматься. Или вы думаете, что я не знаю вот про это?
Мисато достала из кармана дискеты с копией электронного дневника пилотов. Аска задрала бровь, а Синдзи не на шутку переволновался, вспоминая свои не очень-то и хорошие оценки.
— Вы ошибаетесь, если думаете, что можете скрыть от меня хоть что-нибудь. Я легко могу получить информацию о том, как вы учитесь. — Сказала Мисато со всей серьёзностью, особо подчёркивая, что для неё, как опекуна и представителя NERV, нет ничего невозможного в отношении них.
— Смешно! Пфф! — назло проигнорировала Аска, — Эти результаты ничего не значат! Устаревшая система оценок, использующая в школе. Да чихала я на неё!
— Со своим уставом в чужой монастырь не ходят знаешь ли. Попытайся приспособиться.
— Мрх! Ни за что!
***
Где-то в тот же час на краю Токио-3 доктор Куроки только недавно закончила работать. Как нового сотрудника NERV, её расположили в общежитии, но ещё с первых дней начальство обещало выделить отдельное жильё, а в городе было предостаточно пустых квартир и частных домов. Но вот уже неделя минула, а они всё никак не спешат. Пожалуй, придётся самой спросить-напомнить, думала Куроки. Сейчас она ехала на монорельсе в магазин. Поздним вечером людей было немного, мало кто так задерживается допоздна, как она. И даже с большим количеством свободных мест она предпочла стоять, держась за поручень. Чуть ли не висела на нём и раскачивалась влево-вправо.
А все мысли девушки крутились вокруг поручений резидента: как добраться до архивов, как работать с Аянами Рей. Корила себя агент за первоначальный цинизм и обезличивание пилотов, на который указал Волк. Представления о работе агентом немного так различались с реальностью, и подход резидента был тому подтверждением. Было ли то следствием пробуждённой сентиментальности на старости лет, или многолетний опыт работы с людьми с последующим точным знанием психологии. И потому она быстро согласилась с предположительными выводами и стратегией резидента. Впрочем, она не скрывала от себя, что ей понравилась Рей и её наивность. Сразу было видно, что ей не хватает человеческого отношения. Доктор начала строить печальные фантазии о не очень приятном детстве подростка и удивляться, как у такой милашки нет друзей толком.
Тут напротив сел мужчина. Ничем не примечательный старик европейской внешности, в деловом костюме, руки на коленях, пощёлкивал зажигалкой. И невзначай поглядывал на девушку. Куроки, утомлённая, позволила глазам заплыть так, что весь помутнел, а контуры лиц не различить тем более.
— Девушка, может присядете? Чего стоите почём зря? — сказал мужчина.
Доктор освободила руку с поручня и протёрла глаза... А потом дёрнулась, и с испугу едва не рухнула на пол. Стоило окружающему миру проясниться, как она осознала, что перед ней сидит резидент собственной персоной. Даже заретушированное, конкретно это суровое русское лицо она уж точно ни с чем спутать не могла. Эти сухие морщины, и насмешливый в своей простоте прищур. Эта осанка и завёрнутые вправо ноги. Только в этот раз под штукатуркой была морозная холодность, масло масляное, так сказать, не иначе.
— Ох, извините-препростите, верно так и сделаю, — ответила она, опомнившись.
Куроки села рядом с резидентом, как на автомате, положила под сидение свои вещи. Сама спокойна, как удав, а в голове бушевала буря из паники и бесконечных вопросов. Авантюрность резидента ну совсем никак не вписывалась в картину мира японки. Ей хватило одной встречи перед обедом, а тут ещё одна!
— Как дела? — спросил Волков.
«И это его вопрос?!» — хотела вслух возмутиться Куроки, но сдержала сиюминутный порыв, перевела его в глубокий вздох. А затем чуть демонстративно, с возмущением поглядела на человека, чья уверенность в своих силах только чуть уступала той, что овладела Рокоссовским при разработке операции «Багратион».
— Напугали, — кратко констатировала Куроки. — Мои дела остались неизменны ещё с полудня. А что насчёт вас-про-вас?
— По той причине я и здесь. Новое задание есть, товарищ, — пробормотал он.
Девушка навострила уши и посмотрела в сторону, прикрыв глаза.
— Какое?
— Я сойду на этой станции. Вы же, поедете на следующую. Объяснения потом, не здесь.
— Принято.
На том диалог и кончился. Как монорельс остановился, мужчина вышел и исчез в небольшой толпе. Его появление мгновенно взбодрила Куроки, и остаток пути она ни разу не сомкнула веки. Её одолел интерес, что за задание уготовил Полковник под вечер. Девушка взялась протирать очки, а сама поглядывала по сторонам и мысленно ворчала. Вот здесь точно никого нет. Почему резидент, когда надо, говорит в открытую, а когда надо — секретничает?
Как и было указано, Куроки сошла на следующей станции, невольно затерялась в куче входивших и выходивших пассажиров, вышла на улицу, где подъезжал чёрный седан с плафоном такси на крыше. Без задней мысли она пошла напрямую к машине, спросила разрешения водителя и села назад. А там резидент, уже в парадном кителе, снова однорукий, и сверху напяливал шинель. Своим спокойствием он сразу давал понять, что волноваться за конспирацию незачем.
— Присаживайтесь, Факел, — поспешно сказал он деловым тоном. — Не волнуйтесь, водитель наш человек.
— Что с вашей охраной, Волк? — спросила Факел, когда захлопнула за собой дверь
— Спят, хорьки, — ответил мужчина и дал команду шофёру. — Я ведь из квартиры не вышел, как они думают.
— А что с маскировкой?
— Там, куда мы едем, она не понадобится.
— Умеете интриговать, — ответила она сарказмом, — скажете, если не секрет?
— К Аянами Рей.
Время внутри словно замерло. Куроки в немом ужасе глядела на резидента. Она ожидала всего, но не поездки прямо к одному из субъектов, да ещё ночью, да ещё без маскировки! Что значит «не понадобится»?! Волк хочет лично с ней встретиться?! Водитель, пусть и не участвовал в диалоге, тоже занервничал и сбавил обороты двигателя. Один только резидент оставался спокойным и твёрдо смотрел в глаза подчинённой, которая только-только собиралась что-то выразить в протест.
— Волк! Вы, небось, сошли с ума! — воскликнула Факел.
— Обстоятельства. Нами движут обстоятельства, товарищи, — стал отвечать разведчик. Язык, мёрзлый как лёд, чеканил каждый ударный слог, сохраняя отчуждённую монотонность. — Утром мне пришла весточка с Центра. Недовольны они нашей медлительностью. Им нужны результаты. Если до завтра мы не управимся, то, считайте, нашему делу конец.
— К-конец?.. Они отказываются от плана «Пионер»? — спросила Куроки.
— Нет. Это значит, что КГБ передадут план под руководство ГРУ, как поначалу и планировалось. С вами ничего не будет, вы ценные активы. А я же перестану курировать операцию. Кхм. И это ничем хорошим не светит, уж я-то знаю.
— Хотите сказать, товарищ резидент, что по личной прихоти рискуете? — уже недовольно спросила агент.
И её гнев был оправдан. Волк, очевидно, не договаривал. И вместо того, чтобы ответить, он закурил, чуть приоткрыл окно. Два толстых пальца мяли сигарету пополам, что та переставала быть похожей на саму себя. Они дрожали, нервы на пределе. Водитель тем временем петлял по улицам города, уезжая за его окраины, в лес, где свернул к старому складу и остановился. Водитель вышел из машины и стал копошиться в темноте, менять номера.
— Ничего личного здесь нет, Факел. Есть только коллектив. — отстранённо произнёс Волков. — Мы защищаем честь коллектива, честь ведомства. И заодно отстаиваем правильность нашего подхода. ГРУ с ходу возьмёт в тиски NERV, и неизвестно, чем это обернётся. Но хорошо будет мало, особенно для героев. — здесь голос резидента дрогнул, и этого нельзя было не заметить. — В восемьдесят третьем им вместе с армией это помогло скинуть партноменклатуру и сохранить Союз, но здесь рискуют перевести часы Судного Дня на двенадцать.
Он швырнул испорченный окурок, дал салону проветриться и закрыл окно. Водитель вернулся, и они тихо тронулись с выключенными фарами обратно в город.
— К Сорью нам пока не подобраться, с Икари мне ещё предстоит долгая работа, а вот с Рей ты достигла успехов. И я, кстати, достиг немного. Приметил её маршрут до школы и с школы, но за ней следить не стал. Даже без хвоста это было рискованно. Старый Блок — это двадцать второй микрорайон, бывшие общежития для строителей, быстровозводимые многоэтажки, как хрущёвки у меня на Родине. (Хоть кто-то знает, что временное должно быть временным.) Кхм. Сейчас, как знаю, там всё под снос подлежит. Не находите странным, что она каждый день приходит и уходит туда?
Агент задумалась, сменив гнев на сдержанное негодование в приправе серьёзностью. Она сказала:
— Странность, не странность — скорее тревожность, что она там может жить.
— Не говорите глупости, Факел, — сморщился он. — Зовите наивным, зовите оптимистом, но я не верю, что Икари позволяет одному из пилотов жить в нищете где-то на задворках города.
— Я бы тому была не удивлена, даже если хочется верить в лучшее. — не поддержала его Факел. — Но если мы её найдём, если мы подтвердим, что она там живёт, товарищ резидент, что прикажите делать?
Он не спешил отвечать. Но, устало вздохнув от непривычного телу напряжения, сказал:
— Если она там всё таки живёт, значит у нас появится рычаг давления на NERV. Но в остальном, мы будем действовать по ситуации...
Оставшийся короткий отрезок пути они не разговаривали. Водитель тем временем привёз их в двадцать второй район. Здесь не за что было зацепиться ни обычному, ни профессиональному глазу. Ветхие частные дома и многоэтажки, горы строительного мусора, что не успевают вывозить, техника, ровные площадки. По асфальту, что от него осталось, ездить было и страшно, и опасно. Колотый бетон с арматурой, кирпичи, гвозди, и сама дорога растрескалась под тяжестью гусеничных траков. Хоть этого делать не хотелось, но машину пришлось остановить и спрятать. Водитель остался сторожить, ему дали рекомендации.
Исследовать весь район, так ещё и пешком, уже было тем ещё безумием. Оба агента признавали абсурдность идеи. Однако Волк так не считал и подгонял Факер дальше прочёсывать местность. Было больше похоже на простую и бесцельную прогулку по развалинам цивилизации, пусть и заключённую в рамках одного района города. Полковник подсознательно вёл подчинённую к цельным зданиям, акцентируя внимание на наличие подвальных помещений. И, чутко постукивая тростью, он дотошно искал тайные ходы, но на предмет «шпионства» все встреченные здания были стерильны. Уже казалось, что у мужчины на старости лет паранойя разыгралась, как вдруг в темноте он разглядел нечто странное у груды кирпичей.
— Факел, смотрите! — полушёпотом воскликнул Волков и указал тростью в сторону
— Что?
— Мусорные пакеты, маленькие, под бытовой мусор.
Они подошли к горе строительного мусора. И действительно, у подножия горы были аккуратно сложены чёрные мешки, завязанные на простой узелок. На ощупь мягкие, шуршат.
— Не строителей ли? — посчитала девушка.
— Не думаю. — не согласился Волк, указав тростью в даль. — Вон там вдали их бараки. Где он, а где они. Но чтобы удостовериться, давайте вскроем их.
Агенты вскрыли пару пакетов. Содержимое состояло вовсе не из типичного мусора бригады строителей, если только это не женская бригада боксёров. Внутри были пустые упаковки из-под лекарств и полуфабрикатов, пищевые пакеты, бинты чистые и окровавленные, прокладки и бумажки. А последние мятые, на куски разорванные. Куроки было не лень собрать, собрать из некоторых читаемый текст. Это были наблюдения о Синдзи и Аске, какие-то несвязанные с собой разные потоки мыслей об одном и том же инциденте.
— Этот мусор оставила Рей, — с тревогою подтвердила Факел, — Здесь... Слишком личное, девчачье.
— Значит, она тут живёт, — сразу заключил Полковник, одновременно и воодушевившись, и поникнув. — И наверняка неподалёку. Значит, сужаем круг поиска до тех многоэтажек. Эк!
Внезапно Волков дёрнулся, перепугав девушку. Разведчик навострил уши и, сгорбившись, некоторое время стоял так неподвижно, словно хищник, что учуял рядом добычу. Он аккуратно взял Куроки за плечо и на цыпочках увёл подальше в тень. С другого конца улицы донёсся быстро приближающийся топот. Ритмичный стук девичьих туфель становился слышен всё отчётливей. Куроки сняла очки, чтобы не отсвечивать, и слегка высунулась из укрытия, задержалась и быстро вернулась. По бледному лицу всё сразу стало понятно, там была Рей. Девочка быстро перебирала ногами и обеими руками держала увесистый чёрный мешок. Несла его к остальным пакетам. Мужчина довольно кивнул, расслабился и лёг на живот, высунув голову из укрытия. Куроки последовала его примеру.
Девочка дотащила пакет, бросила его и отдышалась. Тяжеловат оказался. Но уходить не уходила, она сначала посмотрела на мусор... А затем на них. Факел во мгновение съёжилась, спрятала голову и виновато провела рукой по лицу, осознавая их оплошность: они оставили за собой улики. Волк, напротив, не волновался в надёжности их укрытия, но от того был не менее насторожен.
Рей долго чересчур пристально смотрела в их сторону, словно они были у неё как на ладони. Но наконец девочка развернулась в противоположную сторону от них и пошла обратно, а потом перешла на бег. Агенты выждали пару минут, прежде чем встать. Мужчина встал твёрдо на обе ноги, выпрямился, перехватил трость за середину и пошёл вперёд с невиданной для инвалида прыткостью, не хромал, что важно. Факел замыкала построение, шла на расстоянии тридцати шагов от него, менее уверенно, полусогнувшись. «Давай, доча, приведи нас в своё логово», — с надеждой бормотал Полковник.
Преследование девочки было неспешным и при этом самой спокойной частью их авантюры. Агенты, конкретно и особенно Волк, шли в открытую, во весь рост, не пытаясь спрятаться, хоть и соблюдая почтенное расстояние. Но того в условиях полной темноты оказалось достаточно, чтобы оставаться практически невидимыми. А Аянами, даже имея хоть небольшую возможность, не оборачивалась. Казалось, это не взрослые идут за ребёнком, а ребёнок ведёт взрослых за собой. В конце концов, минуя несколько улиц, взобравшись наверх по мосту через заброшенную ветку монорельса, преследователям пришлось остановиться. Девочка дошла до многоэтажного строения, немногого из всего комплекса, что пока не тронули строители, и растворилась на лестничном пролёте.
Волк остановился, наконец спустил и опёрся на трость, и, сдержанно прошипев от боли, подождал коллегу.
— Ну? — Куроки была вся во внимании.
— Что «ну», товарищ Факел? — он смиренно пожал плечами. — Озорная девочка, заставила пожилого мужчину с больным коленом попотеть. Пхех. Я считаю, нам пора возвращаться.
— Возвращаться? — переспросила доктор.
— Да. Для начальства имеющихся фактов должно хватить. Здесь наша, вернее, ваша, товарищ, работа заканчивается, и начинается работа политиков, в которой мне предстоит принять непосредственное участие.
Девушка после слов резидента поникла, исход их рискованной авантюры совсем не нравился. Ощущение, что они встали на полпути. Но в словах Волка логика есть, им достаточно было увидеть и зафиксировать, где живёт девочка, чтобы создать эффективный рычаг давления на NERV, а это спасёт операцию от перестановок сверху и, возможно, её... Но на душе было неспокойно. Ей казалось, что Рей их заметила. А оттого и теплилась надежда, что она намеренно привела их в свой дом. Девушка клацнула зубами, едва не прикусив язык. «С детьми, Факел, с детьми...» — вспомнились слова начальника. И тут уже Куроки поняла, казалось, что поняла дневной упрёк мужчины. Она посмотрела на резидента, который уже догадался о намерениях подчинённого.
— Товарищ Волк, разрешите продолжить нашу авантюру самостоятельно, — сказала она, тут же поникнув под самовнушаемым давлением. — Удо... стовериться.
Мужчина твёрдо кивнул.
— Идите, товарищ Факел, я за вами.
— Правда? — переспросила доктор. — То... Тогда не будем терять драгоценные минуты!
Пусть Аянами и привела агентов до здания, а вот квартиру пришлось искать самостоятельно. Они бегло обследовали каждый этаж, поднимаясь всё выше. И на четвёртом они нашли нужную квартиру. Напротив двери, как ориентир, лежал мусорный пакет. Тут у Волка, как там на улице, сработала чуйка, из-за чего пришлось ненадолго отступить к лестнице и там затаиться. И вовремя — Рей вышла из квартиры с ещё одним пакетом и, прихватив ещё один, чуть бодрее пошла вниз. А стоило ей скрываться, как агенты мигом вернулись к её квартире. Факел убедилась, что дверь открыта, и они без проблем проникли внутрь. Она вошла первой, Резидент за ней, специально оставил дверь открытой.
Мало было старого района, мало было самого аварийного здания. Квартира Рей привела их в не меньший шок, а мужчина встал в оцепенении. Пустая, практическое лишённая всего лишнего двушка, где воздух даже через постоянные сквозняки оставался спёртым и пропитанным едким запахом запёкшейся крови вперемешку с медицинским спиртом. Кухня, по совместительству и прихожая, состояла из пары старых и ветхих тумб, древней плиты. Слева душ и туалет, такие древние и неухоженные. И комната. Большая спальня, которую можно было доверху заполнить игрушками, поставить телевизор, пару хороших тумб и комод, и письменный стол, пол покрыть линолеумом, расстелить ковры — а вместо этого здесь были серые панельные перегородки, кровать из госпиталя, за ней коробка, закрытые настежь шторы, напротив кровати небольшой комод, холодильник и несобранный мелкий мусор.
— Господи, за что же ты так? — это сказал Волк. Не как фигуру речи, а как убеждённый атеист иронично взывает к всевышним силам.
Девушка подошла к комоду. Сверху лежали учебники, предметы личной гигиены и чьи-то потрескавшиеся очки. Не её, у девочки зрение нормальное, помнила доктор. Внутри комода были лишь однотипное нижнее бельё, пара комплектов школьной формы и два блокнота с кучей исписанных ручек под ними.
Факел взяла их читать, предварительно включила свет. Лампа неприятно затрещала, когда набирала мощность. Читать девичьи рукописи. Почерк у Рей был очень аккуратный, правда, блокноты успело потрепать и существенно не хватало страниц. Вчитываясь в них, девушка невольно улыбалась. В них были все те же тезисы, которые Рей ранее озвучила на медосмотре. Но там были и другие интересные мысли, о сущности тепла и холода, как он связан с понятием «ценить» и также интересный вывод: командующий — холод. «Ого», — сдержанно сказала Факел, и на это обратил внимание Волк. Он подошёл к ней, прочёл пару страниц. Но, кажется, его внимание задержалось не на золотой жиле в лице потенциального конфликта с командующими, а мысли девочки.
— Что-то дурно стало. — Мужчина сел на кровать, схватившись за грудь, и тут же пригрозил подчинённой тростью. — Не надо, это не сердце, а другое. Ох. Кхм, Куроки.
— Да?
Волков открыл свой ранец и достал оттуда фотокамеру с киноплёнкой. Фирма японке была не знакома, на лицевой стороне латинскими буквами красовалась надпись «Praktica MTL3».
— Вот, замени плёнку и всё зафиксируй, каждую чёртову щель и неисправность. Теперь то командующий от нас не отвертится. Оу... Быстро.
Приняв фотоаппарат, агент поначалу не поняла, отчего Волк резко сменил тон. Но, посмотрев на его усталый взгляд, она обернулась и увидела Рей. Девочка, как солдатик, стояла в дверном проёме между кухней и спальней. И не менее удивлённо, не менее испуганно, чем сама доктор, смотрела на двух взрослых, что вторглись в её пространство. Её взгляд метался между Куроки и незнакомцем на её кровати.
— Куроки-сан? — обратилась девочка к единственному, казалось, близкому взрослому. — Ч-что вы тут делаете? И... Кто этот человек?
Волков смиренно молчал, явно ожидал инициативы от подчинённого. В голове Куроки прошедшие события медленно, но верно складывались в интересный и не очень однозначный пазл, который и презирал, и восхвалял авантюрность Волкова. Но самая догадка заключалась в одном факте, на который надеялась девушка и который только что подтвердился. Рей их заметила, специально привела в квартиру, позволила им увидеть её условия жизни. Кажется, это был осторожный крик о помощи, который она не могла выразить прямо, боялась осуждения и неприятия. И лишь надежда в знакомом лице позволила решиться на не менее отчаянный шаг, чем авантюра резидента. Это... Надо хорошенько обдумать, но потом.
Куроки отложила камеру и взялась за голову. Сейчас нужно ответить так, чтобы не испугать девочку и сохранить доверие между ними. Тяжелее всего было начать, любое слово, как мина для подлодки. Одно неосторожное движение — и всё, конец. «Быть человечным», — промелькнула новая мысль. То есть быть честным. Но получится ли быть честным полностью? Нельзя же сказать, что они пришли сюда шпионить. Полуправда. Хуже лжи, но конкретно тут, возможно, сработает.
— Д-добрый вечер, Аянами Рей, — поклонилась доктор, получив авансом сдержанный и благодарный кивок со стороны Полковника. — Помнишь, днём я предлагала тебе вновь зайти ко мне, если у тебя будут вопросы недосказанные? Так вот, я решила сама взять разыскать тебя, это было непросто, если честно. Но мне помогли-спасли. Вот, знакомься, Волков Валерий Николаевич, тоже хотел с тобой встретиться-познакомиться.
Мужчина снял фуражку и больше не надевал её. Упершись локтем о колено, как можно мягче улыбнулся, глядя на девочку.
— Здравия желаю, Аянами. — произнёс Волков. — Для тебя я просто дядя Валера.
— Дядя Валера, — повторила девочка вслух и чуть взбодрилась, сохраняя осторожность к чужакам. — Я знаю Вас.
— Правда? А откуда?
— Мне о вас сказал командующий Икари. Сказал, что вы приехали издалека... И что, вам доверять нельзя.
— Верно говорил, — кивнул он, — мы, дипломаты, такие, любим слегка приврать да пинка под зад дать, завуалированно, конечно.
Шутка, однако, не удалась, заставив неловкому молчанию повиснуть между разговаривающими. Во всяком случае, девочка её не поняла. Тут подключилась Куроки, разрядить обстановку.
— У командующего свои причины не доверять политикам, Рей. Но поверь мне, Волков это совершенно другой и интересный по-свойски человек. Он хотел тебя поблагодарить.
— По... Поблагодарить? — наклонила голову и сложила руки в замок, постепенно поднимая их к груди. — За что? Почему?
— За твой вклад в спасение человечества, девочка. — Ответил мужчина, медленно поднимаясь на ноги. — Ты, заодно с Сорью и Икари — герои. От лица всего Советского народа я выражаю тебе бесконечную благодарность!
Пафос разведчика произвёл на Рей не меньшее впечатление, чем на Синдзи этим утром. Но не то обстоятельства встречи, не то эмоциональная сдержанность Рей, а то и всё вместе не заставили её отпрыгнуть от человека подальше. Она, наоборот, потянулась к нему, слегка расслабилась. Приметив изменения настроения девочки, Куроки подошла ближе и потрепала синеволосую по голове. Не сказать, что девочка была рада наглому вмешательству в личное пространство, но и против ничего не могла сказать.
И тут взгляд дипломата из торжественного превратился в больной, тревожный, осторожный.
— Однако... Ни я, ни Куроки не ожидали, что мы найдём тебя... Здесь. Доча, — обратился он к ней по-отеческий. — это и вправду твой дом?
Важный вопрос для резидента. Подтверждение от девочки могло сыграть на руку ещё лучше. Пусть и цель в вопросе казалась циничной, но Рей в этих глубоких серых глазах чувствовала страх услышать тот самый ответ.
— Дом? Да, я здесь живу. Меня сюда поселили.
— Это я и боялся услышать... — сказал Волков, отстранившись подальше от женщин. Он обошёл кровать и дёрнул за занавеску, готовясь выйти на балкон. Он сигареты подготовил по случаю. — Я мог понять, когда финансирования не хватает, приходится ютиться, где есть. Но тут и новые районы строят, и этот перестраивают. И даже есть пустые дома — заселяй не хочу! Что за, простите за выражения, ублюдок смеет селить ребёнка в такой барак!
Монолог Волкова был долгим, полным риторических вопросов и укоров в сторону NERV. Оно и понятно, в его мировоззрении совершенно не укладывалось такое положение вещей. Куроки слушала, затаив дыхание, прижав к себе девочку поближе... А потом она услышала сопение, за ним всхлип, ещё один и ещё... Рей плакала. Возмущения разведчика пробрали её до дрожи, вскрыли те мысли, которые она продолжала бережно хранить, не раскрывать, чтобы не делать себе больней. И вот взрослый с хирургической, нет, в его случае со снайперской точностью попал в гнойный мешок разрывной пулей, да не по одному разу.
Девушка сразу спохватилась, запаниковала, крепче обняла девочку. Полковник, сразу обратив внимание на плач, вернулся с балкона и поковылял к женщинам. Отбросив трость, он вместе с Куроки принялись утешать девочку, даже пересадили её на кровать, дали воды.
— Ну, тш-ш-ш. Не плачь, Рей, всё хорошо.
— Тих-тих, доча, мы тут, мы рядом.
Каждый по-своему приводил девочку в чувство. Рей и поверить не могла, что способна испытывать такие сильные переживания. Но больше она не могла поверить, что другие взрослые, кроме командующего, могли проявить о ней заботу. Она понимала природу Куроки и Волкова, они ей солгали, они пришли выведать секреты. Но сейчас они были для неё ближе всех остальных. Она не понимала и не хотела понимать тот ворох чувств, что каруселью кружился в голове. Единственное, что она сейчас понимала, что если не помощь, то эти взрослые высказали сочувствие. И она была им благодарна...
***
Чуть больше чем за полчаса агентам всё-таки удалось успокоить девочку. Она почти уснула у них на руках. Слёзы больше не текли, она истощила себя. И только силой духа она держалась из последних сил, чтобы не уснуть, небрежно прослушивая разговор взрослых, что болтали у неё под ухом шёпотом.
— Водитель нас ждёт? — спрашивала Куроки?
— Конечно. — уверенно ответил Волков, — он нас будет ждать ещё минут... Дай-ка посмотрю... Двадцать шесть и секунд где-то сорок.
— А вы славитесь педантичностью, Волков.
— Куроки, разрешаю перейти на имена и к обращению на Ты. Глупо сейчас соблюдать субординацию
— Хорошо, Валерий. Извини меня за собственный скептицизм по поводу авантюры вашей. Это был действительно пресмело-храбрый шаг
— Ерунда, Саругаки, — отмахнулся Полковник, — сомневаться полезно, а если дело касается моих авантюр, так тем более. Из-за своего эгоизма готов был поставить под угрозу всю нашу операцию.
— Но сработала она, ведь так? — подбодрила, доктор.
— Так. Я знал, нутром чуял, что у Рей есть опасные тайны. Но я рассчитывал увидеть какой-то бункер, секретную базу или лабораторию по клонированию людей. В общем, фантазия меня на старость лет занесла куда-то не туда.
— Что же, значит, недалеко я от вас ушла. — Саругаки выдавила мягкий смешок. — Признаться, я тоже была иного представления о работе разведки. Думала, будет как в фильмах, но чуть серьёзней. И спасибо вам за совет... Теперь я поняла, почему вы просили быть с ними человечными.
— Да ничего особенного, правда. Просто, разменяв четвёртый десяток и пройдя афганскую освободительную, я понял, насколько в деле и жизни важно оставаться человечным, — Валерий с тяжким вздохом протёр культю и продолжил мысль: — Работа разведчика не терпит эмоций. Она требует холодного расчёта, здорового цинизма и, можно сказать, бессердечности. В долгую это путь в никуда — рискуешь стать чёрствым, как сухарь. А тем более мы имеем дело с детьми. Человечность — наш ключ к их сердцам.
— Я запомню, Валерий. Но планы у нас не изменились?
— Нисколечко. Мы фотографируем и фиксируем всё, что можно, я потрачу время на их проявление, материалы есть у меня. И, как закончу, я в срочном порядке передаю материалы в моё посольство. А там наши управятся. Здесь, видать, нужно не просто надавить, а подключить ООН. Хоть единственный раз эта бесполезная организация да сделает доброе дело. Я буду проклинать каждый день, в котором девочка будет жить здесь. Это скотство. Ладно, Саругаки, укладывай девчушку спать и за работу.
«Спасибо», — хотела сказать Рей им, даже не зная, за что. В состоянии полудрёма разговор взрослых быстро размывался в сознании. Но уловила она главную мысль — ей хотели помочь, пусть даже не из искреннего порыва. После окончания работы из квартиры ушёл только Волков. А Куроки осталась вместе с Рей, уснув с ней, крепко обняв.
Конец эпизода
