Широкие и протяжённые до иллюзорной бесконечности стерильные коридоры, большие палаты на одного человека и маленькие, заставленные исписанной макулатурой, кабинеты врачей. Стойкий, пререзкий запах медицинского спирта и препаратов, ненавистный запах крови. Госпиталь NERV ничем от других не выделялся, но был лучшим в мире. Пусть он и использовался в первую очередь, чтобы латать пилотов после изнурительных битв с ангелами, но активно пользовался и остальным персоналом. Ведь NERV собрала буквально со всего мира опытных врачей чуть ли не на любой случай жизни, иногда не-жизни. Потому госпиталь мог не только вытащить человека с того света, но и простуду обыкновенную вылечить, прооперировать любую травму, человека буквально на ноги поставить, роды принять, даже рак победить — чудеса!
Но, как говорится, в бочонке мёда всегда найдётся ложка дёгтя, а тут наверняка найдётся и поварёшка, даже не одна. Разумеется, всё описанное довольствие простому японскому гражданину с его скромной, как квартира полтора на полтора, зарплатой и не снилось. Но исключительность NERV была настолько завышена, что даже мировые правительства оказались лишены, по их нескромному мнению, заслуженной роскоши, что не могло не вызвать недовольства у чиновников, которые, вообще-то, содержат весь этот карнавал против ангелов, да ещё унизительно помогают по первому звонку Командующего Икари. Но поговаривают, при правильных связях да при правильных суммах госпиталь открывал свои двери желающим спастись.
Среди старых врачей байка ходила, как экс-министр здравоохранения на свои деньги спонсировал строительство медучреждения, оборудование покупал, специалистов искал. А позже родственников своих водил сюда обследоваться, потому что брезговал в государственные больницы водить. Случай быстро возжёг огненный ураган в правительстве, так ещё и желтушные СМИ «тут-как-тут-тайм» подоспели. Долго приходилось задабривать, покупать у журналистов молчание. В конце-концов, тот министр ушёл в отставку, а осадок остался приличный — зубилом не отскребёшь.
Для Аянами Рей госпиталь не иронично стал вторым домом. После провального запуска Евы-00 она застряла здесь на несколько недель, перебинтованная с ног до головы, с лошадиными дозами обезболивающего да круглосуточным присмотром врачей. Постепенно её состояние пришло в норму: раны зажили, боль ушла, и её выписали из больницы. Оставалось только еженедельно приходить обследоваться.
После школы она вернулась обратно в свою квартиру. Ту самую, что находилась на отшибе города в обветшалой аварийной многоэтажке. Звонок по-прежнему не работал. «Родные» серые стены с облупленной штукатуркой покрылись ещё большими трещинами, некоторые из них аж начали сквозить. Горячая вода подавалась через раз, свет временами тускло мерцал под ритм ударов строительной бригады, что на другом конце потихоньку сносили сие уродство.
Это с трудом можно было назвать домом. Оно не шло ни в какое сравнение с палатами в больнице. Да и Рей не придавала своему аскетичному жилью особого значения. Это место отдыха и восстановления сил перед грядущим боем. Сие факта уже было достаточно. Ключевое слово «раньше». Но после того разговора с Синдзи... В ней что-то надломилось... Вопросы её так и остались не отвеченными, а дилемма между «нравится» и «ценить» не разрешённой. Она окончательно запуталась, кого же можно считать другом? Что на самом деле случилось между Сорью и Икари? Почему они вдруг стали звать себя по имени? Потому что они друзья? Почему тогда Икари её не назвал по имени, хоть и назвал другом?
Девочка, чтобы отвлечься от лишних мыслей, стала готовить себе завтрак, обед и ужин в одной кастрюле. Ничего сложного: рис и много овощей, плюс соус для заправки — вот и весь её рацион. Но готовка на пока ещё внушавшей доверия плите не остановила ни на секунду поток дурных мыслей. Её размышления зашли ещё дальше, и теперь она стала сравнивать свою жизнь с жизнью коллег. Квартира капитана Кацураги была тёплой и уютной: там был свет, не дули сквозняки, никогда не было тихо. Они живут вместе. Их поселили туда, потому что их... Ценят?
Её губы дрогнули, и брови аккуратно напряглись, и мурашки беглым ветром прошлись по спине, по рукам, выпала ложка из рук. Ей становилось страшно от того, к какому выводу приведёт её грядущая мысль. Потому что, если они, её коллеги, живут в тепле, а значит, их ценят, то если она живёт в холоде, то...
— Командующий меня не ценит... — вырвалось из неё тихим отголоском.
Девочка в злости сжала кулачки так, что ногтями чуть ли не впивалась в тонкую кожицу, и зажмурила глаза, но слёзы предательски нашли лазейку, проявив себя на лице. Вот она, та мысль, которую Рей никогда не допускала, теперь в момент всплыла, дождавшись своего часа. Она была так больна, так противна, но только потому, что в них могла скрываться та самая горькая правда. Её не ценят, а значит, она никто... Опять.
Ужин оказался пресным и тяжёлым, каким на деле был всегда. Даже небольшой кусочек пищи обращался в толстенный комок, что смело застревал в горле, как кость, как нож. Аппетит во мгновение пропал, а с ним и всякое настроение бодрствовать. Приняв лекарства, она легла спать, но мозговой штурм было уже не остановить. И всё же, промучившись так часа полтора-два, тело наконец расслабило и дало волю сну. Да и тот её подвел. Не снилось ей прекрасных сюжетов, коих она никогда не понимала, ни даже экзистенциальных кошмаров — просто пустота, быстрый скачок между вечером и утром.
И всё-таки следующий день сумел удивить всех троих, но в особенности нашу невольную затворницу. Рей приходила в школу раньше всех, вместе с такими же ранними пташками. Но не в этот день. Сегодня она и проснулась поздновато, из-за чего пренебрегла завтраком, и шла медленней, чем обычно. И на знакомом светофоре перед самой школой её пути с Аской и Синдзи пересеклись. Они встали мёртвыми, различая лишь свои силуэты вдали, но не видя нервного танца лицевых мышц, отражающих их настроение. Да и Аянами не была исключением, пусть её волнения были тоньше, как слабый поток воздуха в вечерний штиль. Здесь могли родиться несколько сложносочинённых вопросов, но вместо них мелькало известное и непонятное «Почему?».
Только Рей решилась сделать шаг вперёд, как Аска на той стороне толкнула Синдзи, не грубо, навстречу синеволосой, крикнув ему: «Не стой столбом, побежали!». И рыжая перебежала на красный, она не боялась: машин не было.
Двое оставшихся посмотрели на этот пылающий на фоне треснутого бетона костёр, и затем пошли за вслед за ней, вернее девочка, но Икари, вприпрыжку, бежал напрямую к ней.
— А-Аянами! — окликнул он её, но она не то нарочито проигнорировала, не то действительно не услышала. — Рей!
Улица взорвалась от пронзительного свиста тормозных колодок. Голова девочки дёрнулась вместе с ударом сердца. Поражённая сиюсекундным моментом, она тут же испытала облегчение. Под ритмичный сигнал бледно-серой легковушки, выражавшей лестное мнение водителя, Синдзи, виновато закрывшись руками, бежал через проезжую часть даже не по зебре, где всё ещё горел красный, а диагональю. Неуклюжими прыжками на ватных от страха ногах он добрался до неё, и, не поднимая взгляда и не отдышавшись толком, пытался что-то выговорить.
— Кх! Р-Рей... Фух...
— Синдзи? — наконец оправившись от произошедшего, сказала девочка. — Ты...
— Нх, ничего!
Он всё ещё переводил дыхание, но теперь смог выпрямиться и посмотреть на неё. На его мертвецки-бледном лице не было прежней скромности, ставшей для многих знакомых визитной карточкой характера, — случайная порция адреналина основательно взбодрила организм и его дух. В глазах горел тот неизвестный огонёк, как тогда, когда он вытаскивал её из капсулы, но в то же время был и страх. Сие кардинальное изменение вновь опешило Рей, что та сделала шаг назад от него.
— Рей, — третий раз звучал как первый, — я... Это... Хочу извиниться за, кхе... В-вчерашнее. За то, что мой ответ тебя обидел. Вправду... Извини.
— За что? — осторожно спросила она. — Всё же...
— Нет, — Синдзи мотнул головой, — не нормально. Просто твой в-вопрос вчера меня застал врасплох. Да! Просто... Там была Аска, и если бы я сказал...
— Ты боялся её обидеть?.. Так?
И снова простой вопрос попадал в самую точку. И Икари в этот раз заторможено кивнул. Да. Он боялся обидеть всех. Если бы раньше знал, что Аска была не против, не пришлось бы проводить этот разбор полётов. Глаза его угасли вместе с признанием, возвращая к прежней робости. Но тот огонёк успел дать искру, возжечь уже настоящий пожар в девочке, но сокрытый от всех. Что-то заболело в груди, а на лице выступил румянец. Мальчик это заметил и отвёл взгляд, чтобы не смущать дальше её. Бесполезно.
И тогда Синдзи сказал, не медля:
— Т-ты мой друг, Рей. И ты мне... нравишься. И-извини ещё раз...
И как из сотен тысяч батарей прогремели эти заветные слова юноши, разносясь в душе девочки настоящим белым шквалом и непривычным жаром в теле. Она... осмелилась улыбнуться, пока тот не видел, а стоило ему поднять голову, как скромно развернулась в сторону школы. На той стороне неприметно стояла Сорью и беззаботно болтала с Хораки, там же скоро подходили друзья Синдзи, любопытно глядящие на них. Неспешно и осторожно закралась мысль, что всё это было подстроено, что это сделано из вежливости, чтобы извиниться. Но они это сделали ради неё, получается, она им не безразлична? И эмоции Синдзи были искренни, она хотела в них верить, что готова была оставить вопросы при себе. Сейчас не тот момент, чтобы выпытывать у мальчика подлинные мотивы и алогичные нюансы. Пусть всё идёт по течению, хотя бы в этот раз...
— Ты тоже мой друг, Синдзи, — тихо сказала Рей, решив и его в ответ назвать по имени, — и ты мне тоже нравишься...
Икари ахнул, покраснел пуще прежнего. Как обычно, он не нашёл красивых слов. Всё и так было сказано. Он чувствовал, что сделал правильно, пусть и всё равно волновался, что этот шаг был выбором. Выбором между двух девушек, который он хотел исключить. Он встал рядом с Рей, и они вместе пошли к друзьям, опоздание на уроки не должно было входить в привычку, ни в коем случае.
***
С того знаменательного дня минула неделя. В город постепенно возвращалось население, открывались магазины, предприятия, строительные бригады восстанавливали последствия прошедшего боя — что-то восстановлению подлежало, иное пришлось снести. Жизнь, если не налаживалась, то закрывала всё нарастающие тревоги.
Но пилотов, отнюдь, общие проблемы и радости практически не касались. У них была своя жизнь.
Аянами Рей, пусть и услышала от Синдзи заветные слова, по-прежнему чувствовала, что оставалась за бортом. Её вопросы так и остались без ответа, а спросить она теперь боялась, вспоминая предыдущую неудачную попытку. Она постоянно оглядывалась на Аску и Синдзи, проводила «научно-исследовательскую деятельность» — так она это называла. Девочка пыталась понять, чем их «Нравится» отличается того, что сказал ей Синдзи... и что сказала она ему. И каждый раз, вспоминая лицо мальчишки в моменте, грудь сдавливало, что-то щекотало её рёбра, а где-то над сердцем приятною теплотой тлел маленький, но упрямый уголёк из невысказанных слов. Казалось, система достигла хрупкого равновесия, уже почти был сформулирован ответ, но в выходные случился сбой: «подопытные» внезапно отделились друг от друга. Исчез танец из косых взглядов, беглому поиску обходных путей, поддержание мнимой дистанции. Исчезли улыбки, тревожность, даже у Синдзи. Ровно сутки она ждала в надежде, что это временно, но после родилось твёрдое и печальное утверждение: И теперь Рей — это надолго. Теперь она вовсе отказывалась понимать, что вообще происходит. Вернувшись домой, она отложила исписанные блокнот и ручку в тумбу, заморозила свою работу до лучших времён, с грустью приняв, что она не может понять людей.
Этой ночью, с воскресенья на понедельник, Рей не спала. Она лежала на кровати, сложив ладони на груди, и, уставившись на облупленный потолок, думала. А ранее злосчастный холод помогал ей держать голову ясной.
И первая мысль пришла быстро, с первым дуновением сквозняка: не с ней что-то не так, а с ними. Такое, так сказать, перекладывание ответственности было не безосновательным. Она еженедельно посещала госпиталь NERV, и то было лучшим подтверждением, что она здорова. Каждый чих, каждый скачок давления, малейшие отклонения от нормы в анализах немедленно вылавливались сетью приборов и препаратов, а также проницательной бдительностью врачей. Она была здорова, и печати врачей это подтверждали.
Следовательно, Аска и Синдзи не были здоровы. Они не обременяли себя нуждой походом в госпиталь и проверять своё состояние должным образом. А ведь они пилоты, как и она сама. А значит, их поведение было ненормальным, ни в изначальном, ни в следующем, ни в последнем состояниях. Их «нормальность» оказывалась не более чем видимостью, за которой скрывались критически опасные отклонения.
Аянами почти успокоилась, даже позволила себе победоносно улыбнуться. Её логика и в этот раз, как обычно бывало, оказалась безупречна. Факты сами собой складывались в практически линейную схему: она здорова, они нездоровы — проблема в них.
Но тут же она всем телом дрогнула, когда решила вспоминать последовательность событий, приведших к этому замечательному выводу. Холодная комната словно ожила, наполнив мрачный ночной воздух смесью иронии и страха. Если ребята не посещают и не посещали госпиталь до этого, при этом кажутся себе и для окружающих нормальными, здоровыми... Если они живут, дышат, смеются, ссорятся, проявляют нелогичные связи без необходимости в еженедельном подтверждении своей нормальности... То что это значило для неё?
Рей нахмурилась, поднялась и села на кровать, поджав к себе колени. Поток мыслей прямо так и говорил: нужно заново всё обдумать. Желание спать, которое постепенно овладевало ей, вновь улетучилось, но уже не из-за холода, а из-за давления в висках. Если до этого мысли в мозгу крутились по часовой стрелке, то сейчас они начали крутиться против часовой, разрывая стабильный поток, смешивая, уплотняя и нарушая цепочку из мыслей.
Новый тезис: они не проверяются и кажутся (или являются) совершенно здоровыми. За ним антитезис: я проверяюсь, я здорова. Но я не могу понять их, а значит, я совсем нефункциональна в их среде? И синтез: возможно... Проблема и вовсе не в их не выявленной болезни. А в том, нормальна ли моя н о р м а л ь н о с т ь?
Новая цепочка мыслей ударила внезапной судорогой по телу. Она замерла, прекратила дышать. Рей поджала губу, когда осознала, что вновь её ранее безупречная логика обернулась против неё. Госпиталь подтверждал лишь её физическое здоровье, а доказательством тому были только подписанные и излепленные печатями бумаги. Но Аска и Синдзи обходились без этого обязательного ритуала. Их здоровье было совершенно в другой плоскости. Плоскости... Человечной, той, что не требовала постоянной проверки. Её фальш против их настоящего.
Рей зажмурилась что есть сил, не позволяя слезам и шансу пройти. Холод внешний наконец прорвал её блокаду, с циничным благородством и естеством обволакивая её внутренности изнутри. Дрожь, дрожь, дрожь. Горькое осознание, от которого ни в одной аптечке мира не сыскать лекарства, проросло сквозь её нутро, разрушая отлаженные логические связи. Бесполезно было увиливать: это с ней было что-то не так. И она с этим ничего не могла сделать.
Она сдавленно надула щёки и резко стукнула по матрасу кулачком, словно это он был виноват во всех её бедах. А затем, глубоко вздохнув, она легла снова, но уже свернувшись калачиком и поджав одеяло со всех сторон, чтобы сохранить как можно больше тепла и не окоченеть под утро.
Последняя мысль, которая пришла к ней, гласила: «Если в этом маленьком сражении я не справилась, то, может, есть кто-то, кто сможет помочь? Синдзи? Страшно. Аска? Опасно. Взрослые? А кто? Командующий... Нет... Доктора? Сато? Эмия? Акаги? Куроки? Куроки. Она новая. Она ещё не знает никого».
И с назревшим планом на завтра, Рей, не без труда и самовнушения, наконец уснула.
***
Понедельник. Уже с самого утра школа вся на ушах стояла: учителя на первом же уроке сообщили ученикам новость, что NERV выделил им внушительную сумму денег на поездки по затопленным городам Японии. Классу, где учатся пилоты, досталась Окинава. Аска от радости вскочила и, после тихого замечания пожилого учителя, весь день только и мечтала, как будет нырять в акваланге, загорать на пляже, собирать ракушки и другие сувениры. Синдзи и Рей её энтузиазма, увы, не принимали, внутренне осознавая, что их троих дальше черты города не отпустят.
Сегодня Аянами старалась избегать общения с ребятами, впрочем, это получалось даже без специальных усилий. Как наступила большая перемена, девочка отпросилась с уроков и ушла в штаб. Перед этим она с утра дозвонилась туда, связалась с командующим и убедила его о переносе медосмотра с завтра на сегодня. Даже этот короткий разговор был уже не из лёгких. Голос командующего, после всех потрясений прошедшей недели, звучал всё также спокойно, даже заботливо, но чувствовалась фальшь, или просто хотелось, чтобы это была она.
— Что случилось, Рей? Я же тебя знаю. Ты просто так ничего не делаешь, — говорил низкий бас из трубки.
— Я знаю, — сдержанно отвечала она, — просто сочла необходимым перенести на день раньше. Завтра... Мне будет неудобно... Я дала обещание прийти.
— В нашей ситуации не стоит давать ложных обещаний, Рей. Ангелы могут прийти в любую секунду, — его голос похолодел, словно зачитывал давно заученную методичку. — А у врачей чёткое расписание и план, и к тому же этот медосмотр будет последним. Нет необходимости переносить его из-за одного обещания.
— Она есть, — резко настояла Рей, поджав губу. Её тон, видать, сбил Икари с толку. — Просто сделайте это для меня, пожалуйста, вот и всё.
На той стороне провода ещё долго хранилось молчание. Рей в отчаянии прижала трубку к уху, пытаясь прорваться через белый шум и еле уловимый писк где-то ослабевшего контакта. Но ответа не последовало. Она уже хотела повесить трубку, даже если это невежливо, даже если ещё была надежда на положительный ответ. Но это было всяко лучше, чем вслушиваться в тишину.
А затем... Она услышала приглушённый разговор, кто-то шептался там, почти ничего нельзя было разобрать. Кроме одной фразы: «Что-то не так». Тревога. Противный зной и сухой воздух только усилил её. «Он подозревает. Он знает. Он не разрешит... Он...» — монотонные, как под копирку, мысли плодились одна за одной. Эта фраза могла даже не относиться к ней. Что это было? Утверждение? Вопрос? Угроза? Ни один из вариантов утешительным не казался.
Из трубки донеслось лёгкое кряхтение, дыхание, он собирался с духом, подбирал слова. Последовал ответ:
— Хорошо. Выходи к воротам, за тобой приедет машина. Это всё?
Опасения оказались ложными.
— ...Это всё, — кивнула она, словно тот стоял прямо сейчас перед ней.
Последовали гудки. Рей огляделась по сторонам, с чуткой подозрительностью пригляделась к окнам школы, и резко положила трубку на место, вжав ту в крепление. Она вышла со двора.
Час-полтора, и вот Рей уже была в кабинете терапевта. Маленькая и знакомая комнатушка, обставленная чисто функциональной мебелью и предметами. Ни цветов, ни плакатов, ни календаря. Одни только часы мирно висели на стене и даже не тикали. Здесь она начинала и заканчивала еженедельный медосмотр. Раньше этим занималась лично доктор Акаги, но с появлением доктора Куроки та отошла от дел, сосредоточившись на проекте «Е».
Прошло минут пять, десять. И наконец дверь в кабинет отворилась. Зашла молодая женщина лет двадцати семи. Лёгкая в движении, русая красавица с игриво-хитрым прищуром торжественно села на рабочий стол и деловито посмотрела на девочку.
— Доброго дня, Аянами Рей, — весело поприветствовала она, оперевшись локтями о стол. — Ну, рассказывайте-ведайте, как там ваше в с ё... или н и ч е г о?
Подчёркнутый драматичной интонацией вопрос повис в воздухе, как вызов. Рей в замешательстве: она ещё до этого лично не встречалась с доктором Куроки, и её странная манера речи... Ни в какое сравнение не входила с доктором Акаги. Девочка замерла на секунды четыре, слегка разжав губы, словно хотела что-то сказать, но не могла. Пальцы слегка незаметно сжали подол униформы. Но по дёрнувшимся уголкам рта доктора, кажется, это скрыть не получилось. Она словно была мелким ребёнком, который нашёл на улице интересную игрушку, а на деле бяку, и старательно скрывала её за спиной от родителей.
Её голос, когда она решилась заговорить, оказался чуть громче обычного, лишённый ровности привычной — в нём ощущался скрипучий визг стали:
— Мои анализы... Они в норме, к счастью. И в целом я уже чувствую себя здоровой и... — она хотела сказать «нормальной», но споткнулась, увела взгляд в сторону, лишь бы не на врача. — И всё.
— И в с ё. Интересно, — ответила Куроки и взялась за бумажную работу. — Это даже хорошо. Значит, сегодня осмотр будет чисто формальным и про-хо-дным. Вот! Сейчас распишу тебе направления. Как пройдёшь всех врачей, возвращайся сюда, и на том мы с тобою разлучимся.
Лист бумаги стремительно чернел под металлическим пером врача, а Рей, холодно и пронзительно, смотрела за быстрыми и красивыми действиями врача. Никаких непонятных закорючек, кандзи вперемешку с латиницей были как печатные, а то есть читаемые. Аянами утвердила: это она. Она поможет ей. Но что точно не входило в её планы, так это факт последнего медосмотра. Она может больше не попасть сюда, в скором времени так точно, а значит, с их практически первой встречи нужно выжать максимум. А значит, действовать сейчас, пока ещё есть шанс. Но она колебалась, щекотливыми волнами пробежали по коже мурашки, горло сдавило со всех сторон. «Испеклась» в голове мысль, да только язык отказывался говорить. Страшно.
— Доктор Куроки, — обратилась она и тут же замерла. Женщина моментально остановила руку, подняла и наклонила голову, посмотрев на Рей. — у меня... Я... Почему я...
— Есть у тебя вопрос, Аянами? — спросила девушка, наклонившись поближе к девочке. — Говори смелей, я выслушаю. Если это что-то серьёзное, то я, как врач, обязана знать.
Но Рей уже в отказ отказывалась продолжать. Кулачки аритмично сжимались на каждый вдох и выдох. Куроки полезла под стол и достала оттуда бутылку с водой и стакан. Налив в последний, она встала и подошла к девочке, присела на корточки и протянула стакан ей.
— Выпей воды, станет легче. Ну?
Рей замерла, словно кто-то ей механически отключил волнение. Секунды она смотрела на мелкие волнения жидкости от чуть дрожащей руки и на взгляд врача. Всё такой же хитрый, но при этом обеспокоенный... Словно...
Она зажмурилась. Осторожно взяла стакан и залпом осушила его, чем успела удивить доктора, что хотя бы формально сохраняла невозмутимость.
— Лучше? — спросила Куроки.
— Немного, — ответила Рей. — Простите.
— Во-первых, за что же? А во-вторых, ничего. Итак, что же тебя так тревожит сильно, Аянами?
— Медосмотр, — начала Рей уже уверенней, стараясь держать нейтральный и прохладный тон, — почему я? Почему я одна прохожу его?
Доктор улыбнулась. Ответ для неё, был очевидным. Но даже тут, она решилась проявить осторожность:
— Таков приказ командующего... — Куроки нахмурилась. Она заметила, как дёрнулась лицо девочки при упоминании его имени. — Просто твоя жизнь была дважды в зоне риска. О тебе, как о пилоте Евангелиона, волнуются. Думаешь, другим пилотам тоже не помешало обследоваться?
— Да, — кивнула Рей, — мне кажется, они больны.
— «Кажется», но, значит, есть твёрдая уверенность?
— Да... — уже тише сказала Рей. — Они... Не похожи на самих себя. Я не знаю, что с ними случилось, но я проводила исследование и...
— Исследование? Как интересно! — радостно воскликнула женщина и тут же взяла себя в руки. — Не обращай внимания, продолжай, продолжай. Я слушаю во все уши.
Рей потребовалось немного времени, чтобы собраться с мыслями. Экспрессия собеседника методично разрушала ход мысли. А ведь та ничего толком и не делала! Но такой контраст между местными врачами и формально новичком уверенно выбивал из колеи. И тем не менее, Рей чувствовала себя легче. Одно только лицо сохраняло напряжение, чтобы не дай бог не выдать круговорот собственных чувств.
— Их поведение... нестабильно. Нелогично. Икари демонстрировал признаки физиологического возбуждения без видимой угрозы. Учащенное дыхание, сердцебиение. Гиперемия кожных покровов лица... особенно в моём присутствии или присутствии пилота Сорью. — Она сделала паузу, Куроки дала ей ещё воды, которую та выпила чуть спокойней, но всё ещё быстро. — А пилот Сорью... Она и до этого была активной. Но теперь она резко возрастала рядом с ним. Речь громче, жесты резче. Конкурентное поведение. Но также... моменты неестественной тишины. Взгляды. Быстрые, скрываемые. Словно хранят...
— Какой-то секрет, на душе тяжкий груз? — напевая спросила Куроки.
— Похоже, — согласилась Рей. — А затем... резкая смена паттерна. Дистанция. Визуальный контакт прерван, иные коммуникации тоже. Это как... Я не знаю. Это какая-то болезнь? Есть ли от неё лечение? Опасна ли она для нашей миссии?
Доктор Куроки слушала очень внимательно. Сначала она казалась заинтригованной, но старалась проявлять профессионализм. По мере рассказа её брови, что держались хмуро, постепенно расслабились. Уголки рта дёрнулись. Она выдавила тихое «Оу» и прикрыла рот рукой. Проблема оказалась очень серьёзной, но не в той области, на которую она рассчитывала.
И Рей это видела очень точно. Она не дрожала, не боялась. Теперь уже поздно об этом волноваться. Она терпеливо ждала ответа доктора, которая испытывала непонятный ей спектр эмоций. Это осуждение? Это недовольство? Это жалость? Что же это?
На лице женщины исчезла прежняя игривость. Она не смеялась. Лицо стало мягче и расплылось в широкую, но не сильно, материнскую улыбку. Почесав переносицу уголком ногтя, она положила свою руку на ладонь девочки и уверенно ей ответила:
— Ох, Аянами... Ты права, они действительно больны. Но это болезнь страшнее, ведь ни один врач её не сможет вылечить. Только и только время играет свой аккорд.
— Это опасно? — здесь тон Рей впервые дал серьёзную слабину. Волнение и страх осторожными мазками разукрасили её лицо. — Что с ними?
— Это, как говорится, с какой стороны подойти. Аянами, то что ты видела, то что ты описала, очень похоже на влюблённость.
— Влюб... Ах... Но...
— Я тебя удивила? — Куроки хихикнула и вновь позволила себе завладеть личным пространством девочки, погладив ту по волосам. Та, впрочем, и не сопротивлялась. — Такое время у вас пошло. Вы выросли, в вас бесятся гормоны. Сердца требуют себе спутника для жизни счастливой. И вот, кажется, Икари и Сорью себя нашли. А то, что они прекратили общаться, тоже нормально. Поссорились там, поругались сильно. И думается мне, что ты тоже неровно дышишь к мальчику.
— Я?!
И тут же Аянами захлопнула рот. Её крик был таким резким и громким, что, кажется, даже в коридоре, через эти звуконепроницаемые стены было слышно. Внезапный холод сменился приятным жаром. Упрямый уголёк в груди вспыхнул, нет, взорвался, раздул свой жар по всему телу. Уверенно изничтожая холод, сжигая все прежние логические цепочки. Новые попытки анализа, новые попытки обдумать, структурировать, понять истину — всё меркло перед той правдой, которая долго скрывалась и которую Аянами уверенно отрицала. Она вновь поняла, насколько была далека от истины, что оказалась на деле такой простой...
— Но это... Нелогично... — сказала Рей.
В ответ она услышала смех.
— Чувства людей очень редко бывают логичными, Аянами, — пожала плечами доктор, — но это не значит, что они родились из ниоткуда. Две красивые девочки закружили бедного юношу, вот ему и деться некуда было. Рано или поздно какая-то из двух плотин прорвала бы. Как девушка девушке тебе советую настоятельно об этом ещё раз поразмышлять, но уже просто так, без научного интереса. И не медлить, а то упустишь шанс, и уведут от тебя мальчика. Хи-хи.
Рей поджала губы. Вся красная, она встала со стула и, виновато поклонившись перед врачом, ответила ей:
— Извините. Мне нужно спешить. Можно мне быстрее получить направление?
— Ох. Да, сейчас. — Куроки быстро вернулась за стол и дописала лист, затем, оторвав его, передала девочке. — Вот, всё то же самое. Как закончишь, приходи ко мне. Если у тебя родятся новые вопросики, то можешь приходить ко мне. В обед я свободна и вечером без десяти пять тоже. Ну, давай, скоро встретимся ещё.
— Хорошо.
***
Рей быстро взяла листок, выпила ещё воды, кое-как привела себя эмоционально в порядок и вышла и пошла в сторону выхода. И не успела Куроки расслабиться и поразмышлять над практически первой встречей с девочкой, как в кабинет вошёл он, советский дипломат. Пожилой человек разминулся с ней на проходе, а затем, как на построении, мгновенно развернулся кругом и тростью преградил путь преследовавшим его оперативникам.
— Эть! Куда? О врачебной тайне слышали, сынки? Или настолько боитесь из виду упустить? Значит постоите в коридоре, а о моих болячках вам знать и не надо. Как наслушаетесь, так сами будете десятой дорогой меня обходить, хе-хе.
Слова дипломата поначалу не оказались убедительны. У его охраны был протокол и чётко поставленная задача, приправленная личным раздражением. Но врачебная тайна есть врачебная тайна, а за излишнюю гиперопеку их успели несколько раз отчитать и лишить премиальных на следующие полгода. Они, смирившись, остались за дверью, и довольный Полковник уже неспешно поковылял до стола и победоносно сел напротив доктора.
Куроки пробрала неестественная дрожь, стоило только офицеру войти. Он это хорошо подметил, покачал головой и проницательно улыбнулся.
— Здрасте. — Учтиво кивнул он головой.
— Здравствуйте? — Девушка вопросительно взглянула на него. — Вы по какому вопросу, господин?
— Попрошу, товарищ! — поправил её дипломат, пригрозив пальцем, и тут же смягчился. — Волков Валерий Тимофеевич я. Да ничего прям серьёзного. Спина вот ноет, колени дождь предсказывать научились, зрение и так, и сяк. Сердце ещё крепкое, за него не беспокойтесь, — полковник отложил трость, чтобы в тот же момент умело достать пачку сигарет. — А мы тут, знайте ли, в МИДе наслышаны о чудесах медицины NERV. Хе, неудивительно, тут же наше, советское да немецкое оборудование используйте. Дай думаю, коль тут половина техники — наша, то почему и не полечиться за так? Командующий вон, не против. Обследоваться мне, в общем-то, доча, надо.
— Ясно, но...
Врачу только и оставалось удивляться, как Полковник одной рукой умудряется открыть запечатанную пачку, одновременно достать зажигалку и зажечь сигарету. Она и не слушала, что там говорит дипломат, её внимание было сосредоточено на сигарете, которую защемил меж зубов фильтром наружу и зажёг.
— Здесь запрещено курить, Волков, — нейтрально, почти снисходительно отметила она, потому что понимала, что человека такого калибра убедить почти невозможно.
— И здесь началась цивилизация, — с досадой покачал головой Волков.
Тушить сигару не спешил, но вытащил изо рта и небрежно развернул вертикально. Зажжённая сигарета медленно тлела и испускала ниточку сладкого табачного дыма со вкусом вишни. Взгляд доктора Куроки дрогнул, но, сохранив самообладание, она лишь настояла на своём:
— И всё же, потушите сигарету... Волк, — её тон стал более профессиональным, сохраняя ноту волнения, — кто же так сигарету курит?
— Айх! Внучок, чтоб его! — Волков улыбнулся и в этот раз исполнил просьбу доктора, смяв сигару о пачку, сунув вместе с ним обратно за пазуху. — Насмотрелся, как в мультике волк сигарету курит, и меня научил, «как надо».
— А вы что?
— А я уже привык. — Волков пожал плечами. — Не подумайте, что я дурак. Здесь и фильтра-то нет. Не признаю такую хрень. Я-то больше трубку люблю. Но ты ещё найди время её раскурить. О себе лучше расскажите, Факел, как устроились на новом месте. Проблем, надеюсь уж, не возникло?
— Никак нет, товарищ резидент. Переезд из Нанкин-7 прошёл спокойно, меня тепло приняли, и я успела наладить хорошие отношения с некоторыми коллегами. Но позвольте, не опасно ли вам сюда приходить? Да ещё с этими дуболомами...
— Эти? — Он указал пальцем на дверь. — Господи, помилуй! (Если он есть.) Я с ними всю неделю в кошки-мышки играю. Будь такая охрана у Кеннеди, в шисят третьем, снайперу не пришлось бы заморачиваться даже со стрельбой издалека. Убежал бы на своих двоих!
— Что ж, доверюсь вашему профессионализму, Волк. Однако ваша авантюрность... — женщина замялась с ответом, подозрительно оглядываясь в стены кабинета. — Поражает
— Спокойствие, Факел, только спокойствие, — пародируя Ливанова, ответил он, — я здесь всё равно надолго не задержусь. Шутки шутками, я здесь действительно обследоваться пришёл, заодно вас повидать, товарищ. Кстати, это случаем не Аянами вышла?
— Она самая, — кивнула Куроки.
— Есть что о ней рассказать? — Полковник характерно наклонил голову, смотря то на врача-агента, то на толстую дверь.
Женщина позволила себе волю расслабиться, что уже было делом не из простых. Она от греха и проблем подальше убрала временную медкарту Рей в стол и, сложив руки в хлипкий замок, стала объяснять свои наблюдения за девочкой. Резидент всё автоматически фиксировал и расфасовывал полученную информацию по полочкам. И это не фигура речи: Волков гордился своей прекрасной памятью и чистотой мыслей. Он даже не переспрашивал подчинённого не столько из вежливости, сколько из-за уже привычной лёгкости улавливания смыслового потока.
— Это всё, — сказала Куроки, стоило закончить своеобразный отчёт.
— Хм. Скудно, но даже с этим можно работать. — заключил Полковник, в подтверждении стукнув тростью. Он ещё раз посмотрел на дверь, затем кинул взгляд на врача и подвинулся ближе. — Дело такое, Факел, вот вам моё первое задание: наша разведка поработала на славу. Но информация о пилотах всё равно очень скудная, об Аянами вообще чуть ли не пустой лист. Нужно прочесать внутренние архивы, желательно бумажные. Даже информация с медкарт может пригодится, я не шучу.
— Ох, тут и кроется проблема, товарищ Волк. Как я понимаю, почти любая информация засекречена и доступна очень узкой группе лиц.
— «Почти» не считается, — упрекнул её мужчина, пригрозив пальцем. — Вы, как нолик, в число посвящённых не входите. Хе. Что ж, понимаю, значит, станьте этой самой «единичкой». Времени, я так прикинул, у нас полно до «Свершения». — Последнее слово он подчеркнул глубокой и протяжной интонацией, словно это слово скрывало в себе более страшное значение, чем оно уже имело. — Пока возможность позволяет, продолжайте работать с девочкой. Не получится с архивами, получится через живое общение.
— Сделаю всё возможное и невозможное, — кивнула девушка и передала ему направление по его жалобам, — берегите себя и здоровье своё.
— Хе, да я вас всех ещё переживу! — весело сказал дипломат и, взяв листок, готовился подняться, но тут Куроки его остановила.
— Волк, последний вопрос можно? Есть ли какие-то рекомендации при работе с субъектами?
— С детьми, Факел, с детьми, — мягко поправил её Волков. Лицо мужчины окрасила простодушная, но тяжёлая улыбка. — Быть мягче и быть человечным. Что ещё можно порекомендовать? Но настоящая работа начнётся после прибытия Тевтона.
Он встал и наконец направился к выходу и отворил дверь, но вдруг остановился, развернулся и, приняв личину дипломата, спросил:
— Так, доча, ещё вопрос можно? А где тут можно пройти флюорографию? Очень, понимайте ли, нужно.
— Ф... Флю, чего? — переспросила она.
Полковник склонил голову на бок и едва не раскрыл рост. Застыл, как вкопанный.
— Не понял. Как это? — с искренним удивлением сказал он, разведя руками в стороны. — Что это за больница, где нет флюорографии?! Начальство мне голову оторвёт, если я её не пройду!
Конец эпизода
