Если честно, Игорь бы уже давно взял того санитара за шкирку и протащил бы исполнять в точности все его просьбы. Но он отчетливо понимал, что если сейчас наломает дров, его могут больше не пустить к Разумовскому, и тогда шансов выжить у него точно не останется. Приходилось брать в руки весь свой жгучий гнев, который распирал изнутри.
Сережа лежал на кровати, скрючившись, он обхватил себя руками и дрожал так сильно, что старая кровать издавала мелкий, противный скрип. Стоны вырывались с каждым судорожным выдохом.
Гром спешно к нему подошел, снова присел рядом и начал то ли растирать, то ли поглаживать спину парня. Под пальцами отчетливо ощущались ребра и позвонки, он не просто похудел, он совсем отощал. Сейчас он держал глаза плотно закрытыми, лицо и тело покрывал холодный пот, заставляя волосы и одежду липнуть к телу. Из окна под потолком со свистом ворвался очередной порыв ветра, и Разумовского затрясло с новой силой.
— Блядь, да что происходит… — тихо выругался Игорь, ощущая свою полную беспомощность. Угораздило его во всё это вляпаться. Потом пришла хоть одна дельная мысль, он подскочил с кровати, и начал судорожно снимать с себя куртку. — Ща-ща-ща, погоди… вот, давай-ка…
Гром расправил свою большую и довольно тяжелую, кожаную куртку, и попытался укрыть парня, насколько мог. Подклад куртки всё еще хранил тепло тела, поэтому в первые секунды Сергея затрясло еще сильнее, а потом он начал потихоньку расслаблять напряженные до предела мышцы, хотя приступы дрожи всё еще накатывали. Слабые пальцы с разбитыми ногтями и кровавыми заусенцами, вцепились в край куртки. Её тяжесть приятно окутывала, можно было представить, что это объятия.
В хмуром взгляде Игоря смешался ужас, растерянность и жалость. Он знал, что в таких заведениях жизнь — не сахар, но чтобы настолько? Что за средневековье здесь творится? Да тут каждого сотрудника нужно под суд отдать! Его рука сама собой осторожно провела ладонью по лбу парня, убирая с лица рыжие волосы, а потом легла на затылок, слегка массируя пальцами.
Спустя несколько минут в палату зашел Антон и женщина с ведром и тряпкой. Она тут же принялась мыть пол, заполняя маленькое пространство удушающим запахом хлорки.
— Есть график и санитарные часы, — скрипучим голосом возвестила она, заканчивая с двухминутной уборкой. — Нечего меня дергать. В следующий раз только в положенные часы мыть буду.
И с недовольным видом направилась к двери, походкой, напоминавшей жирную домашнюю утку. Резиновые сланцы поверх шерстяных носков важно прошлепали по влажному полу.
— Смотрите не перетрудитесь, — сквозь зубы бросил ей в спину Гром.
— Рот закрой, охламон, — рявкнула пожилая женщина и вышла.
Тогда как тут с пациентами общаются? Хотя оно уже и так очевидно… Игорь решил переключить внимание на более важные вещи. Санитар действительно принёс маленький железный тазик с водой, плотный кусок марли (ну, очевидно, полотенце — это уже запредельная роскошь была бы) и алюминиевую кружку с водой. Всё это даже поставить было некуда, поэтому он тупо держал всё в руках. Игорь забрал у него тазик и марлю, поставил к себе на бедра, потом взял кружку и зажал ее между коленями.
— Дальше я сам, за дверью меня подожди, — сухо распорядился Гром.
— Вы так-то это… говорили, что за допросом приходите, а не режим нарушать, — пытаясь напустить на себя важности и суровости напомнил Антон.
— Слушай меня сюда, Антоша, — тон и вид у Грома были такие, что язык прикусил бы сейчас вообще любой. — Я майор полиции, а не бабуляпосетительница, со мной вообще не нужно пререкаться. Это понятно? У вас тут нарушений на десяток статей хватит. А если вы еще мне будете чинить препятствия, я еще пару статей добавлю. Всосал информацию? А теперь вышел и ждешь за дверью. Свободен.
Рот санитара скривился, словно подкова, в недовольную дугу, костяшки злобно хрустнули, но он действительно вышел из палаты.
Тем временем рука Игоря покоилась у Разумовского между лопаток, и тот немного выгнулся, подаваясь навстречу ее теплу и такому забытому чувству защиты.
— Таааак, давай-ка мы тебя немного приведем в порядок, — тихо произнес мужчина и осторожно обхватил его плечи, чтобы повернуть лицом к себе. Для Сергея сейчас любое движение казалось слишком резким, накреняющим мир под неестественным углом. Он снова застонал, пытаясь унять тошноту. Второго такого приступа он не перенесет. До сих пор болел желудок и даже мышцы живота.
Гром смочил марлю в воде, почему-то холодной. У них тут какой-то кинк на лютый дубак, судя по всему. Пришлось согреть ткань в ладонях, потом он приложил ее ко влажному лбу, стирая пот и грязь. От этого прикосновения Разумовский повел мутными, закатившимися глазами и издал глухой звук. Игорь снова смочил ткань, немного отжал и медленно вытер ей воспаленные веки. Сергей вздрогнул от неожиданности, но позволил продолжить, очевидно, расценивая действия Игоря, как приятные. В последнюю очередь мужчина аккуратно протер рот и подбородок. Лицо стало выглядеть немного свежее, хотя нездоровый оттенок проступил еще отчетливее.
Немного подумав, мужчина вытер ему шею и ключицы, которые виднелись в вороте рубашки. Это послало новую волну некомфортной дрожи, поэтому пришлось остановиться. Всё-таки увлажнять тело в такой промозглой комнате — не лучшее решение. Лица пока достаточно.
Потом он положил ладонь ему на голову и позвал: — Сергей? Серёга? Слышишь меня? Надо воды попить.
Покрасневшие глаза с трудом открылись, и он легонько кивнул, облизнув языком пересохшие губы. Игорь сместил ладонь ему под шею, помогая приподнять голову. Но нет… так не получится, надо повыше, а то поперхнется. Гром быстренько поставил тазик с водой и марлей на пол, взял в руку кружку и пересел к изголовью, потом одной рукой поддел невесомое тело Разумовского и опер себе о грудь. Вот теперь можно было попытаться напоить. Он приставил краешек кружки к израненным губам и немного наклонил. Едва вода коснулась неповоротливого от сухости языка, как Сергей жадно потянулся за ней навстречу, будто боясь, что вот-вот отнимут. Глотнул так жадно, что даже закашлялся.
— Тише-тише, никто не торопит, пей спокойно, — заверил Игорь своим внушительным голосом. Его размеренная манера речи действительно могла либо отлично успокаивать, либо неимоверно раздражать в иных обстоятельствах. Сергей пил, пока на дне не осталось совсем немного. Казалось, на такое простое действие у него ушла куча сил и он обмяк в полуобъятиях Грома.
Майор аккуратно переложил его снова на кровать и сел рядом, тревожно вглядываясь в бледную фигуру с тусклым пламенем волос на голове. Внезапно веки приоткрылись и усталый взгляд сконцентрировался на Громе.
— Игорь… спасибо… — тихо, почти безэмоционально, но за этим стояло столько всего.
— Да чё там… — почти смущенно ответил мужчина в своей привычной манере. — Ничё ж не сделал такого.
Кажется, Разумовский собирался сказать что-то еще, но в палату заглянула невысокая женщина с пепельно-блондинистым каре. Ее стрижка напоминала мальчишескую, с дурацкой редкой челочкой. Тонкие губы отметились на лице бледно-розовой помадой, а маленькие, холодные глазки стрельнули по майору и пациенту. Она держала руки в карманах халата, еще больше натягивая его на пухлом животе.
— Так, а что у нас здесь присходит? Вы кто? — въедливый и строгий, тонкий голос напоминал учительницу. Ту самую, которая ставила единственную тройку в аттестате, даже если по всем остальным предметам было «отлично».
От Игоря не укрылось, как напрягся всем телом Сергей, когда услышал ее голос.
— Майор полиции, Игорь Константинович Гром, а вы…? — он поднялся и подошел к ней.
— Северная Светлана Павловна, — сообщила она в ответ. — Игорь Константинович, почему режим нарушаем? Вмешиваемся в процесс лечения? Вы с какой целью ходите к пациенту?
— Так, Светлана Павловна, давайте за дверью поговорим, — Игорь указал жестом на выход из палаты.
В коридоре женщина вопросительно уставилась на него, глядя снизу вверх, но при этом так надменно, словно он нашкодивший пятиклассник.
— В общем, давайте без долгих прелюдий, окей? — Игорь с недобрым прищуром смерил женщину взглядом. — Разумовский отныне находится под моей личной протекцией. Я буду следить за его состоянием и не дай бог оно станет хуже чем сегодня, а хуже уже некуда, и…
— Так-так-так, подождите, — она подняла ладонь и усмехнулась. — Это на каком основании? Вы его родственник? Может психиатр?
— Светлана Павловна, я бы на вашем месте не спорил и не чинил препятствия, вы не в том положении.
— Ой, как любопытно, а ну, просветите меня, какое это у меня положение? — она сложила руки на груди, растянув губы в скептичной ухмылке.
— Вот здесь, — Игорь достал телефон и наступила его очередь гадко ухмыляться, — запись еще с моего первого визита. Условия палаты не соответствуют требованиям, пациент запуган, обездвижен, лежит в холоде и голоде, испытывает жажду, полностью нарушен санитарно-гигиенический уход. Он потерял в весе и, явно, в здоровье тоже. Так вот, Светлана Павловна, если я захочу дать ход этому делу, вас уже ничто не спасет. Вы не просто будете отстранены от работы, вы еще и присесть можете, причем надолго.
Северная попыталась ничем не выказать своих истинных эмоций, но они были очевидны в любом случае.
— Вы мне угрожаете?
— Да господь с вами, какие угрозы? Это я вам реальные перспективы обрисовывал.
— Ну и что теперь? Каждый день будете таскаться к нему и мешать нам? Или что? — раздраженно спросила врач.
— Да щас! Я его здесь не оставлю!
Игорь, что ты несешь?
— А кто вам пациента отдаст?
— Решение суда об опеке! Уже готовится и скоро вступит в силу! А до тех пор, если хоть волосок с его головы упадет, вы лично будете своей головой отвечать.
Игорь, какого хрена?! Какая опека?!
Но было уже поздно. Слова вылетели раньше, чем он успел их осознать. Гром с удовольствием отправил бы себя в нокдаун, но не мог.
— Так что ждите, и распорядитесь уже, чтобы пациенту дали одеяло, пока не принесут, я отсюда не уйду. Даже я там чуть дуба не дал. Совсем уже тут…! Развели непонятно что! Филиал концлагеря.
— Я на вас буду жаловаться, — дрожащим от гнева голосом сообщила Северная.
— Вы сразу в главное управление пишите, — Игорь недобро ухмыльнулся. — Одеяло, говорю, выдайте.
Женщина еще мгновение сверлила его взглядом, потом распорядилась, чтобы Антон принёс одеяло.
***
Истончившееся от времени, колючее шерстяное одеяло в клеточку пихнули Игорю в руки. Он зашел в палату и осторожно поднял с Сережи свою куртку. Тот поежился и свернулся плотнее, брови жалобно изломились.
— Вот, я тебе одеяло раздобыл, — Игорь накрыл его и подоткнул со всех сторон, чтобы не задувало.
Разумовский снова ненадолго выплыл из своего забытья.
— Иг… Игорь… я бы… я бы хотел… приди еще… хотя бы раз… пожалуйста…
Гром взял его ладонь а свои руки и легонько сжал.
— Конечно, соскучиться не успеешь, — хмыкнул он. — Я сделаю всё, чтобы забрать тебя отсюда, хорошо?
Он просто не мог этого не пообещать. Должна же быть у парня хоть какая-то надежда. Но Гром вовсе не ожидал, что после этих слов он так горько зарыдает. Крупные слезы скатывались по щекам, губы кривились в беззвучных всхлипах.
— И… и-игорь! Я всё… всё сделаю, только забери… забери меня отсюда! — слова перемежались с истеричными всхлипами.
— Ну-ну, тихо, — Игорь погладил его по запястью. — Мне нужно решить вопрос с документами, и я приду за тобой, договорились?
Разумовский кивнул, хотя во взгляде сквозило недоверие. То самое недоверие уже однажды брошенного ребенка. У Игоря не было шансов облажаться.
Конец эпизода
