Это продолжалось уже пару недель. Когда Игорь впервые увидел отделившуюся от стены крылатую тень, которая заговорила с ним голосом Разумовского, он прошёл все стадии принятия. Первая такая встреча едва не закончилась погромом в старенькой квартире. Но сколько табуретками ни кидайся, а пернатая тварь исчезать не желала.
На самом деле страшная правда дошла до Игоря ещё в тот момент, когда прямо перед ним глаза Разумовского поменялись с янтарных на голубые, а вместе с этим и весь он сам неуловимо изменился, мгновенно превращаясь в того самого неловкого, но преданного своим убеждениям парня.
Чудовищная, непоправимая ошибка.
Не было ещё ни дня без мысли о том, сколько слов он ему задолжал. Не было ни одной ночи, когда Игорь не пытался бы успеть во сне спасти, сказать, предотвратить… Странно, что эти навязчивые сюжеты выместили даже Фёдора Ивановича. Он снился лишь раз, молча, по-отечески улыбался. А Разумовский, с расплывающимся кровавым пятном на груди, всё просил его не возвращать в больницу…
— Игорь, Игорь, Игорь… — с наигранным вздохом укоризненно произнёс голос из тёмного угла притихшей квартиры. — Водкой чувство вины не запьёшь… Был о тебе лучшего мнения, ну… когда-то давно. А ты превращаешься в жалкого алкаша.
Покрасневшие серые глаза из-под нахмуренных, низко нависших бровей, с ненавистью уставились в ухмыляющуюся тьму. Челюсти сжались, но мужчина заставил себя отвернуться и невидящим взглядом упереться в кухонную плиту, которую хорошо было видно с дивана.
— Нужно было думать на-а-амного раньше, прежде чем разрушать нашу жизнь, теперь понимаешь? — угол зашуршал, и из тени выросли громадные крылья, а лунный свет из старинного окна ласково огладил длинные, рыжеватые волосы, которые сейчас выглядели серо-голубыми.
— Я сошёл с ума… — мужчина выдохнул, тяжело повесив голову и тупо опустил глаза в пол. Он сидел широко расставив колени, между которыми ненадёжными пальцами держал пустеющую бутылку. С силой потёр лицо, ощущая алкогольный туман и тупую головную боль.
— Даже как-то обидно, что меня постоянно принимают за психическое расстройство, — тонкие, сероватые губы скривились, и он раздосадована цыкнул, потом сделал несколько шелестящих шагов по направлению к дивану.
— Исчезни! Тебя не существует! — сквозь зубы процедил Гром, не поворачивая к нему головы.
— О, а ты в курсе, что он так же говорил? — Почти восторженно подхватил Птица. — Видел бы ты его истерику, когда он огрел тебя бутылкой по башке, а потом ползал от меня по всему офису, пытаясь уговорить меня, что меня не существует.
— Заткнись…
— Представляешь, даже хотел горло себе куском стекла вскрыть, лишь бы помешать нам…
Игорь поднял голову и тяжело сглотнул, слушая то, чего не хотел бы знать. Того что он знал было уже более чем достаточно.
— …знаешь, а мне его искренне жаль, — вполне серьёзно протянул демон. — Умный был парень, добрый до тошноты, а ещё впервые за столько лет проникся уважение к человеку, всё не знал, как у него помощи попросить, а тот сначала его в тюрьму кинул из-за кучки зажравшихся тварей, а потом даже не озаботился узнать, что с ним творил в клинике добрый доктор Айболит, более того! Сам пришёл и избивал за то, о чём он даже не имел представления…
— Замолчи… Прошу тебя, замолчи! — мужчина тяжело дышал, до опасного крепко сжимая горлышко.
— …а потом и вовсе бросил под пули!
— Это из-за тебя! Всё из-за тебя! — Бывший майор, пошатываясь вскочил с дивана, впервые за это время встречаясь с золотыми глазами. — Ты убивал! Ты сводил его с ума!
— Допустим, — с улыбкой кивнул Птица. — Но если бы ты хоть раз захотел его выслушать, если бы чуть лучше разбирался в людях, то в твоей маленькой голове зародились бы какие-то мысли… но ты настолько тупой, что до самого конца не понял о нём ничего. Пустил в расход, как делаешь с любым, кто становится ступенькой под ногами великого Майора Грома!
— ЗАТКНИСЬ! — он замахнулся и с силой швырнул полупустую бутылку прямо в Птицу.
Игорь бледнел на глазах, когда стекло рассекло не сероватое нечеловеческое тело, а худую грудь в грязной смирительной рубашке, оставляя за собой тёмный, влажный след винного цвета. Игорь растерянно приоткрыл рот, в ужасе и отчаянии наблюдая, как посреди его квартиры стоит Сергей… точно такой, каким он его запомнил в последний раз, болезненно кривится и оседает на пол. Хрипит и просит Игоря помочь… каждое слово — словно китайская пытка тысячей порезов. Гром сделал несколько шатких шагов в его сторону, протягивая руки, но даже пьяным разумом понимал, что это точно иллюзия — новая издёвка Птицы.
Мужчина с грохотом опустился на пол, подтягивая к себе колени, закрыв лицо дрожащими пальцами. Глаза жгло так сильно, горло сухо сжималось… На фоне тихий, жалобный голос всё звал «Игорь… Игорь, помоги, пожалуйста… Игорь…».
— У-у-у… что-то ты совсем расклеился, я думал ты куда крепче, товарищ Гром, — болезненные хрипы сменились издевкой. Птица всё ещё был в облике Разумовского, но теперь перекатился на бок и опёрся головой на руку. — Знаешь, а я могу и в твоего начальника воплотиться… и даже в твоего папочку, но… — он расстроенно покачал головой, — получится не так натурально, потому что не так уж много я о них знаю. Не люблю, знаешь ли, халтурить.
Жить с бесконечным чувством вины было и без того тяжело, но Птица буквально превратил его существование в бесконечный, непрекращающийся ад. Так больше не могло продолжаться. Невозможно было сидеть в одной квартире с копией Разумовского, которая то бесконечно умирала у него на глазах, то совершенно искренне спрашивала, за что Игорь так с ним поступил. Но когда однажды в кухню зашёл Фёдор Иванович…
Игорь плохо помнил, что было после этого. Кажется, он выскочил на улицу раньше, чем успел осознать происходящее. Слышал, как в след раздаётся хрипловатое, бодрое: «Игорёк! Вернись, Игорёк!»
Уже позже, немного взяв себя в руки, Гром слушал гудки в трубке, ощущая тающую надежду с каждой проходящей секундой. Однако спокойный, размеренный голос ответил.
— Вениамин Самуилович? Здравствуйте. Это Игорь Гром… мне нужна ваша помощь.
Конец эпизода
