Странно, что после этого наступило какое-то подобие спокойствия. Ситуация ещё не решилась, но он выдержал сам допрос, именуемый комиссией, и ощущалось это так, будто сама эта встреча и была основной целью. Как будто он справился и можно было, наконец, расслабиться. Не думать и не волноваться. Идея о том, что его отпустят снова стала напоминать чудной сон, в реальность которого он поверил, а теперь проснулся окончательно.
Неделя прошла бы незамеченной, но судя по еде (рыбу с пшёнкой давали в воскресенье), она успела подойти к концу. А потом была ещё одна рыба с пшенкой... и ещё одна, а значит минул почти месяц. Удивительным было то, что после комиссии все в некоторой степени потеряли к нему интерес. Даже санитары едва ли что-то говорили, только следили, чтобы выпил таблетки, да забирали пару раз в этот проклятый душ.
А одним утром, когда рассвет ещё не полностью затопил небо, чей-то ботинок лениво пихнул его между лопаток.
— Разумовский, — протянул кто-то сверху, не терпящим возражений тоном, — поднимайся и пошли.
— К-куда? — Хрипловатым спросонья голосом ответил он, быстро перевернувшись на спину. Сергей пытался одновременно проморгаться, сесть ровнее и осознать происходящее, ведь несколько секунд назад ему слишком реально снилось, как он разговаривает с тестировщиком и просит отправить подробный отчёт в локальном трекере задач. И вместо улыбчивого умницы Жаргала с короткими малиновыми волосами перед ним нарисовалось суровое, чуть оплывшее лицо Антона.
— На посту всё скажут. Давай, шевелись, жопу в горсть — и пошёл, — гаркнул санитар и подхватил его за шкирку, толкая к выходу. Парень запнулся, но удержал равновесие и пошёл следом.
На посту? Почему на посту? Ни разу его ещё не водили на пост. По крайней мере, он этого не помнил. Хотелось бы вздохнуть с облегчением, что не в процедурный, который про себя он звал пыточной, но с другой стороны не факт, что именно туда он и не пойдёт, но через проходную. А что если теперь им заинтересовались те другие врачи тоже? Вдруг теперь его захотят обследовать Павлов и... и та женщина, одним взглядом заставлявшая поёжиться. Как же была её фамилия? Память совсем никуда не годится. Надо бы выпросить ещё листов, чтобы поупражняться и заставить мозги шевелиться.
Путь к посту занял три длинных коридора и пару маленьких лестниц. По вискам и спине катился пот, а собственное дыхание царапало высохшую полностью слизистую носа. От каких-то таблеток очень сильно сохли губы, нос и глаза. Часто из трещинок на губах и в носу начинала сочиться кровь и трогать их было больно. А от такой ходьбы в темпе ещё и правый бок под ребром скололо. Сергей, конечно, не медик, но что-то ему подсказывало, что после того, чем его пичкают уже не первый год, печень у него в таком состоянии, что даже алкоголик перекрестится.
Дежурный врач и старшая медсестра, которых он никогда не видел, выглядели сонными и оттого по-утреннему раздражёнными. Но с ним держались почти нейтрально. Единственное, было невероятно сложно сосредоточиться и понять, что именно происходит. Они показывали ему какие-то выписки, отправили медсестру найти тапки... И только потом, будто это самое обычное дело на свете, а не крутой поворот в его жизни, врач сообщил, что по решению комиссии и рассмотрению ходатайства в суде, Сергея переводят в стационар общего режима.
Сердце забилось, но почему-то не радостно, а панически. Непонятно. Ничего не понятно! Куда? Что значит "общего режима"? Был суд? Стационар это... это что? Это когда нужно приходить или постоянно там быть?
Он пытался задать хоть один вопрос, но врач отмахнулся и сказал, что на месте всё ему объяснят, а у него нет времени растолковывать очевидные вещи.
Очевидные?..
Может он настолько отупел, что в самом деле спрашивает ерунду?..
***
Выходя из основных дверей, которые до этого он видел лишь однажды, ещё при поступлении, Серёжа ожидал увидеть катер и конвой, который увезёт его на большую землю, а дальше в какую-то новую клинику. Ослепляющий свет солнца размазался по плотному, серому небу, разрядом тока резанув по зрительному нерву. И без того красные глаза непроизвольно увлажнились, и он часто заморгал, чтобы видеть, куда ступает. Осень выдалась холоднее, а может просто ещё слишком рано, но по телу прошла дрожь, когда влажный морской воздух забрался под широкую рубаху и штаны. Два санитара действительно проводили его по каменным ступеням к широкой мощеной площадке, которая заканчивалась причалом. Машина — старенькая "буханка" смотрелась здесь до комичного чужеродно. В голову даже пришла идиотская картина, как он садится в неё, они объезжают форт и высаживают его на этом же месте. Или, что более правдоподобно, он садится в машину, они снимают её с ручника, давят газ в пол, и он исчезает с ней в пучине Финского залива. В целом, если бы его спросили, что бы он предпочёл: вернуться в крепость или буквально залечь на дно, он выбрал бы второе.
Однако, тяжёлая ладонь опустилась на плечо, подталкивая вперёд, и тогда Сергей обратил внимание, что с другой стороны приближается паром. Странно, что он думал, будто сюда можно попасть только на катере, да? Везти таким образом какого-нибудь буйного маньяка было бы крайне неразумно.
Серёжа всё пытался прочувствовать момент: вдохнуть пересохшим носом свежий бриз, который кололся, как тончайшие невидимые льдинки, насмотреться на простор вокруг — ни стен тебе, ни потолков, гляди вдаль сколько хочешь сквозь бесконечную беготню чернеющих мушек в глазах. Но как-то... не чувствовалось в достаточной мере. Не покидало ощущение фатальности, что он затеял что-то большое, что раздавит его своей мощью и неизбежностью.
***
Дорога заняла до смешного мало времени. Да и прибыли они, насколько Сергею удалось понять, на остров, разделяемый Кронштадским шоссе. Вокруг был то ли лес, то ли парки, разглядеть особо не удалось, но остановилась машина у кованных ворот, за которыми виднелся небольшой скверик со скамейками, окрашенными белым на несколько слоёв, а за ним возвышалось трёхэтажное здание холодно-жёлтого цвета с безвкусной претензией на ампир. Кое-где в сквере слонялись пациенты, их легко было отличить по синим халатам, в которые они кутались. На ком-то даже была куртка тоже синяя, стёганная. А на крыльце стояли медсёстры, изредка раздавая замечания. Одного человека санитар катил на инвалидной коляске. Атмосфера была хоть и болезненной, но не такой безнадёжной как в форте. Хотя Серёжа тут же напомнил себе не делать поспешных выводов, кто знает, где сейчас окажется он сам. Возможно его ждёт самый сырой и тёмный подвал этого заведения.
Странно было осознавать, что он успел устать настолько, что с удовольствием прилёг бы прямо на крыльцо, но темп никто не сбавлял и пришлось переставлять ноги. Ступни в тапочках приняли отвратительный, синюшно-бордовый оттенок. Смотреть на них было неприятно, но зато проще концентрироваться на главной задаче — дойти, а заодно и не видеть чужих взглядом на себе. Они прожигали кожу, щипали и дёргали слишком приметные рыжие волосы.
Всё внутри ощущалось иначе. Сами коридоры хоть и были по-больничному унылыми, но всё равно производили куда более благостное впечатление: светлые, пронизанные сонным спокойствием. Форт, ожидаемо, был куда более мрачным местом.
Откуда-то из-за бесконечных стеллажей регистратуры, заставленных бледноватыми и скудными на листья вьюнами, вынырнула женщина лет сорока лицо её было суховатым, взгляд строгий и пронзительный, а тон голоса отдавал учительскими нотками.
— З... Здравствуйте, — неуверенно попробовал Сергей.
— Здрассьте, — кинув на него быстрый, незаинтересованный взгляд, откликнулась регистратор, а потом тут же обратилась к сопровождавшим его сотрудникам форта. — А чё он у вас в смирительной? Совсем буйный?
— Этот-то? Да не, раньше был, — махнул рукой парень позади. — Сейчас он шуганный.
Рука жёстко и резко опустилась на плечо, заставив вздрогнуть.
— Вот, видите, — хохотнул он. — А рубашка это так... по старой памяти.
— Ясно всё с вами, — вздохнула женщина. — Документы на него привезли? Там всё есть? Если в этот раз хоть одну подпись забыли, я принимать не буду.
Неужели он правда может вернуться к Рубинштейну из-за одной несчастной подписи? Это же было бы слишком даже для него, да?
— Да всё там есть! И медкарта, и решение комиссии, и выписка, и что там ещё надо, — раздражённо перечислил второй. — НинВасильна, забирайте его уже, да мы обратно покатим, а то там паром ещё этот ждать.
— Да не торопи ты меня! — она взмахнула веером желтоватых бумажек. — Сами не по делу всё говорите! Я так и не поняла, мне санитаров сколько в сопровождение? А то медсестру какую-то молоденькую совсем поставили, укокошит мне её и всё!
Разумовский поднял на неё растерянный взгляд. Она про него говорит?..
— Не п-переживайте, я не...
— Помолчи, не к тебе вопрос, — оборвала его Нина Васильевна.
— Ну если так боитесь, то дайте ему одного в сопровождение. Этого задохлика любая и сама заломает.
— Ой, ладно! Идите уже, сама разберусь!
Парни попрощались и вышли, вполголоса переговариваясь о чём-то со смехом. А регистратор махнула рукой скучающему санитару, который сидел на стареньком стуле в другом конце холла. Он живо поднялся и подошёл к новоприбывшему.
— Вот, пригляди за ним, я пока на пост позвоню, уснули они там?..
— Это ты, что ли, Разумовский? — глядя сверху вниз осведомился санитар.
Сергей осторожно кивнул.
— А так и не скажешь... — задумчиво протянул он, снова придирчиво оглядев с ног до головы.
Что это вообще должно означать? Что он едва ли похож на того Сергея Разумовского, которого все видели на обложках и в новостях? Или что сложно в таком ничтожестве разглядеть злодея, запугавшего всю элиту города? Скорее всего оба варианта.
Эти размышления прервал приглушенный стук маленьких каблуков, который стремительно приближался со стороны лестницы в коридоре.
— Ну наконец-то, — закатила глаза Нина Васильевна, когда невысокая девушка, лет тридцати пяти, быстро подошла к ним, даже слегка запыхавшись, светло-русые волосы с медным отливом немного растрепались, и она торопливо поправила их. — Лера Валерьевна, вы где ходите?
— Я в ординаторской была, меня попросили туда карты занести.
— Вот, принимай, — женщина указала в сторону Сергея папкой. — А я пойду хоть чаю попью, как прилетела сюда с утра, так ещё маковой росинки во рту не было.
— Идём, — девушка жестом позвала за собой, и они вместе поднялись на второй этаж. Девушка подошла на пост, не заходя за стойку перегнулась через неё, и взяла какие-то журналы и тетрадь. Сергей пытался мимоходом разглядеть пространство и людей, которых сейчас в коридоре было не так много. Всё, конечно, познаётся в сравнении... Раньше он бы счёл эту атмосферу больной и удручающей, а сейчас спокойной и чистой.
Медсестра остановилась у одного из кабинетов, выудила связку ключей из кармана халата и чуть навалилась на дверь плечом, чтобы открыть. Санитар слегка подтолкнул его следом, и Сергей неловко переступил через порог, оказываясь в центре залитого солнцем помещения. На пол ложились прыгающие тени от молоденького клёна за окном, он ещё не растерял окончательно листву, и ветер принялся за него с удвоенным рвением.
— Та-а-ак, значит вы у нас Сергей Викторович Разумовский, — девушка водила кончиком ручки по строчкам в записях.
— Кхм, да, — на всякий случай подтвердил он.
— Прикинь, Лер, Чумного доктора к нам привезли, — с энтузиазмом вкинул санитар.
Девушка округлила на него глаза: — Кость, ты совсем конченый?
— Да правда он! Ты в деле почитай! — улыбаясь подсказал он.
— Выйди, я с тобой потом поговорю.
— Ага, чтобы он тут тебя того?
— Выйди я сказала! Защитник хренов! Стой за дверью, понадобишься — позову!
Возможно Сергею лишь показалось, но он пропыхтел под нос "дура" и ушёл, закрыв дверь громче, чем следовало для приличия.
— Садитесь на стул, чего вы встали? — теперь прицел её глаз остановился на пациенте.
Он действительно с облегчением опустился на стул, потому что дрожь от перенапряжения ощущалась во всём теле. Давно уже он не находился так долго в вертикальном положении, казалось вся кровь из головы утекла к ногам.
— Год рождения?
— 1991.
— Место рождения?
— Санкт-Петербург.
— Родственники, их контактные данные?
— У меня никого нет.
Сергей почувствовал, как она подняла на него взгляд, но не стал смотреть в ответ, продолжая изучать соседний стул, с какими-то зажирившимися, протертыми в ткани местами, и невразумительный медицинский плакат на противоположной стене.
— Вы знаете, почему здесь находитесь?
— Я... я был направлен на принудительное... лечение, — слюна с трудом прошла по сухой гортани. — А теперь, по решению комиссии, меня перевели сюда, в стационар. Но... мне не объяснили ничего, если честно.
— Не страшно, чуть позже расскажу тогда, — кажется раздражение начинало постепенно покидать медсестру. — Сейчас как своё состояние можете описать?
Сергей задумался. А какое у него состояние? Что он чувствует и как? Вопрос поставил в тупик. Он испытывал столько всего одновременно, что непонятно было, как объять это словами. Голова кружится, болит губа, в глаза будто стекла насыпали, сильно колотится сердце, и периодически спазмом скручивает желудок, на спине болит большой синяк и ссадина на колене, а ещё слабость ужасная катится потом по вискам. Он ничего не понимает и ему страшно.
— Я... Я устал, — наконец заключил он.
— Эмоциональный фон?
— Валерия Ва...
— Ой нет, только Лера Валерьевна, — тут же перебила она, сморщившись.
— Хорошо... Лера Валерьевна, я не... не собираюсь ни на кого нападать, вести себя агрессивно, я... я просто устал и хочу куда-нибудь лечь. Это всё, правда, — он сам удивился, что смог всё это произнести. Наверное, в самом деле слишком вымотался.
Девушка посмотрела на него внимательно, долго, потом кивнула, и будто даже брови перестали так тревожно хмуриться. Она встала и подошла, от чего он невольно вжался в стул. Чего ожидать? Он её разозлил?
— Встаньте и снимите рубашку, — попросила она, надевая перчатки.
При одном звуке латекса, скрипнувшего по чужим пальцам, по телу прошла тошнотворная волна страха. Опять какие-то тесты? Вколет тот жуткий препарат под лопатку?
Пришлось закусить губу и, превозмогая дрожь, стянуть с себя заношенную рубашку с длиннющими рукавами. Нет смысла оттягивать. Всё равно будет то, что будет.
И всё равно он крупно вздрогнул, когда ладонь легла сзади на спину.
— Ой, меня саму напугал. Чего так дёргаешься? — тихо возмутилась девушка. — Это что у тебя за синяк?
— Санитар.
— За что?
— Не помню... кажется долго поднимался, — бесцветно ответил Разумовский, но девушка промолчала на это.
Она прощупала его со всех сторон, осмотрела кожу и волосы, постоянно записывая что-то куда-то. Потом сунула под правую руку градусник, а левую велела положить на стол, чтобы измерить давление. Закончилась вся эта круговерть измерением роста и веса.
— Мда... при твоём-то росте такой вес... представляю, что по анализам выйдет. У тебя гемоглобин, должно быть, в минусе уже. Ладно, откормим. Одевайся.
Звучало это как угроза. В Форте его тоже пытались "откормить". На губах постоянно были синяки от ложки, а иногда до крови царапали нос, вставляя трубку для питания. Но это было когда он совсем не был в состоянии не то что жевать, а открывать рот самостоятельно. В такие дни он напоминал себе несчастных гусей, в горло которым толкают железные трубки и нашпиговывают едой, чтобы из их жирной печени получалось отличное фуа-гра.
— Сейчас выдадим комплект нормальной одежды, потом в душ и в палату.
Почему нельзя просто свернуться где-нибудь в углу и закрыть глаза? Долго ещё будет длиться этот день?
Он как мог поспевал за медсестрой, слыша позади шаркающие шаги санитара. Лера Валерьевна рассказывала про расписание, по которому живут пациенты, какой-то там внутренний распорядок, и Сергей правда пытался вникнуть в её слова, но все они только касались мозга, тут же улетучиваясь. Он обязательно переживёт душ и скоро ляжет. Эта мысль заполоняла собой всё прочее.
Конец эпизода
