Он шел уже под утро домой с туманной головой и вялым телом. Было около 4-х часов, когда Кавус выполз из бара, решив, что, пожалуй, ему на сегодня хватит. Он и так просидел несколько часов в пьяном тумане, слушая сначала монолог подошедшего Ракутана, а после — выступление “Птичек”. Смотреть на сцену тогда не очень хотелось.
Уотан помог ему подняться по лестнице и даже предложил снова подвезти, на что писатель лишь помотал головой. Он не хотел отвлекать такого вежливого (да, он назвал Уотана в пьяну вежливым) мужчину от работы — он вполне доберется до дома сам! Именно!
Не то, чтобы раньше он часто напивался и досконально знал, как реагирует его организм на опьянение. Скорее наоборот — это стало очень неожиданным открытием для Кавуса.
Он совершенно не ощущал течение времени. Не чувствовал дороги под ватными ногами, шел скорее на подсознательном автопилоте и, кажется, все также плавал в своих мыслях. Небо уже светлело, а голова Кавуса была так же мрачна, как и предыдущим вечером.
Бар, люди, странные диалоги, вдохновение, “Птички”, книги, жизнь…смерть.
Круговорот мыслей был еще с первого посещения этого заведения. Только сейчас, в пьяном состоянии, идя под утро домой по пустынным серым улицам, он вдруг начал понимать, что все эти обстоятельства складывались в весьма странную картину, стоило только об этом подумать…
Как какой-то скрытый сценарий, неписанные правила каждый раз направляли его в бар “Нигил”, где он сталкивался с людьми, что задавали свои вопросы, поднимали весьма неоднозначные темы и порой ставили его в тупик своими словами.
А ведь изначально он пришел туда просто чтобы найти вдохновение…
В голове странным образом возник тот аристократичный мужчина.
Резко со стороны дороги возник яркий свет, тут же с визгом затормозила машина. Кавус скорее подсознательно отшатнулся, чувствуя неприятный холодок, что пробежал по спине.
Прямо напротив остановилась машина.
Черная, как ночь, ауди с тонированными стеклами и сияющим капотом стояла рядом с ошеломленным мужчиной. Писателю стало не по себе, когда он посмотрел в темные стекла и увидел лишь свой испуганный взгляд. Алкоголь хоть и затормаживал реакцию, но страх все-таки не был тем, что можно было так легко проигнорировать.
Стекло бесшумно опустилось, впуская свет фонарей и самые ранние лучи солнца.
Салон мигнул непонятной яркой вспышкой, и мужчина чуть прищурился, давая глазам привыкнуть. Внутри сидела огненная дива.
Точнее, пьяный мозг писателя окрестил ее такой. В действительности же из салона на него смотрела женщина с длинными рыжими волосами. Та самая из бара, чье имя назвал Леви — Аплистия. Ее темно-карие глаза вцепились в ошалевшего Кавуса и оглядели с ног до головы. Одна тонкая лямка ее атласного платья сползла по плечу.
— Это вы тот клиент, что вышел из гримерки наших артистов? — Ее голос оказался несколько ниже, чем ожидал писатель. Она смотрела на него без всякого выражения на красивом лице, так что Кавус не понимал, как лучше сформулировать свой ответ.
Для начала — врать, наверное, все-таки не стоит.
— Если вы имеет в виду “Певчих птичек”, то да, они пригласили меня в гримерную. Я согласился — мне было интересно, как работают артисты.
— Действуете согласно своим прихотям? — Женщина растянула губы в какой-то самодовольной улыбке, отчего Кавус почувствовал, как бегут мурашки по спине.
— Скорее…стараюсь не упускать шанса, если он есть. — Неуверенно пробормотал писатель и сделал шаг назад, ощущая непонятное давление от этой женщины. Буквально.
— Тогда, — незамедлительно продолжила Аплистия, — полагаю, вы не упустите шанс прокатиться со мной?
Кавус чувствовал себя очень странно. Его мозг слишком медленно собирал мысли воедино: зачем этой женщине предлагать подобное? Что она хочет? Они ведь даже незнакомы, к чему все это?
— Вы не боитесь звать к себе в машину незнакомого мужчину? — Это было первое, что осмелился спросить Кавус. Он не делал больше попыток отойти от машины, чувствуя, что это не очень понравится сидящей за рулем лисице.
— Вы боитесь меня сейчас больше, чем беспокоитесь за одинокую женщину, что предлагает вам поездку вместо утомительной прогулки. — Она издала тихий смешок и нажала на кнопку разблокировки двери. — К тому же, я вас знаю: вы тот, кого сегодня обидели двойняшки, верно? Писатель по имени Кавус. — Ее глаза сощурились так, будто бы она смеялась глубоко внутри. — Иронично.
Мужчина неловко проморгался, не совсем понимая, о чем идет речь.
— Бросьте, садитесь внутрь. — Аплистия лишь хмыкнула и поправила злосчастную лямку. — Не съем же я вас. — Он глянула в зеркало заднего вида и мягким движением вытерла немного помады в уголке губ.
Кавус подумал, что, пожалуй, этого и ожидает от женщины, что настойчиво зовет пьяного мужчину в свою дорогую машину.
Вздохнув, он дернул за ручку двери и решил, что будь уже, как должно. Спорить и дальше было бы слишком глупо, ругаться с Аплистией как-то тоже не хотелось (и было немного жутко. если честно), так что писатель без зазрения совести в пьяной голове уселся на кресло дорогой Audi Q5 и тут же пристегнулся. Все, он устал.
— Вы и правда не упускаете шанса. — В женском голосе слышалось довольство. — Мне нравятся такие люди.
Она хмыкнула и одним нажатием заблокировала двери. Ее левая рука нежно легла на кожаный руль, а правая ухватилась за ручник. Она мягко двигала бедрами, нажимая на педали и тревожа легкую атласную бордовую ткань, что мягко шуршала, пока терлась о ее кожу.
Дальше Кавус додумать не успел — его вжало в сидение от резкого старта машины и ударившего в лицо прохладного утреннего ветра. Желудок сделал неприятное сальто внутри и прижался к позвоночнику, пока женщина рядом выруливала на шоссе.
—Вы не против, если мы прокатимся вдоль залива? На рассвете там всегда очень красиво — когда возвращаюсь домой под утро, всегда езжу там. — Аплистия повернула на перекрестке и прибавила газу, не давая Кавусу и возможности ответить.
Мужчина неловко покосился на чужие худые пальцы на руле и покрепче взялся за ремень безопасности. За окном вид на высотки центра быстро сменялся на более приземленные дома, город показывал свою скрытую в скверах зелень, а в воздухе начинала чувствоваться влага.
— Зачем вы подобрали меня? Вряд ли это была случайность, верно? — Начал мужчина, смотря вперед на дорогу. Они ехали 70 км/ч по пустынным улицам, превышая норму передвижения по городу. Аплистия мягко крутила руль на поворотах и объезжала ямы. В салоне стоял мягкий хвойный запах, что понемногу начинал отрезвлять Кавуса.
— Ну, пересеклись мы точно случайно — не ожидала увидеть вас еле плетущимся по тротуару. А остальное… Да, я хотела с вами поговорить, — она продолжила, не дожидаясь вопроса. — Чем вы по жизни занимаетесь?
— Я?.. Ну, сейчас я обычный офисный планктон, что выживает на среднюю зарплату и ходит в бар по выходным, чтобы отвлечься от серой рутины. Как-то так.
— Вы неправильно поняли мой вопрос. — Стрелка спидометра увеличилась до 72 км/ч. — Что является вашей жизнью? Вряд ли работа в офисе приносит вам удовольствие, верно? Как-то громко называть такую вещь “жизнью”.
— Ну… — Кавус неловко потер нос, иногда косясь на приборную панель и все-таки решаясь сказать. — Вообще я… Мне нравится писать. Нравится читать и создавать истории, знаете, — пьяный язык мужчины несколько развязался, — когда в голове возникает целый мир, который можно увидеть и почувствовать. Персонажи, что становятся неотъемлемой частью произведения и проходят через множество испытаний, чтобы в конце концов достичь неизвестного “конца”... И несмотря на последнее предложение в книге история все равно продолжается, идет своим чередом в мыслях читателей и самого автора. — Кавус легко улыбнулся, задумчиво смотря в на виднеющийся из-за домов горизонт. — Созданный еще один прекрасный мир, который будет жить почти бесконечно…
Мужчина тихо вздохнул, подумав, что впервые ощутил такую тягучую тоску по творчеству. Как будто в груди была большая дыра, которую не смогли заполнить несколько месяцев смирения. Ему все еще хотелось это делать, все еще горело где-то в глубине души желание творить, писать, создавать. Он как будто задыхался и хотел как можно быстрее вдохнуть полной грудью, что был зажата в тугие тиски.
— Слышу нотку печали в вашем голосе, — сбоку раздался голос Аплистии, — что-то не так?
— Я… Нет, просто… В последнее время у меня не очень получается заниматься тем, что хочу. Ничего не идет в голову. Как будто начисто все вымели.
— Хм… — Женщина задумчиво потерла подбородок и вжала педаль до 75 на спидометре. Кавус ощутил, как сердце ухнуло куда-то вниз. — Главное ведь вдохновение, верно? Уметь получать то, что даст вам будущую историю и позволит осуществить ее на бумаге. Я не очень в этом разбираюсь, но вроде бы для этого важен и ваш жизненный опыт?
— А?... Можно и так сказать. Чем больше видел и прочувствовал — тем легче использовать этот опыт в истории. К тому же иногда просто необходимо иметь специальные знания, чтобы погрузить историю в определенные обстоятельства, знаете… Чтобы было правдоподобно. Чтобы было ощущение реальности, чтобы произведение осталось в сердце и памяти читателя еще на долгое время. Как будто все это было правдой, а не выдумкой автора, облаченной в буквы.
Кавус закончил говорить и почувствовал тяжелый камень на душе. Ему и правда так сильно не хватало всего то, что он описал. Возможно, походы в бар помогали отвлечься и временно забыть о его главной проблеме, но они не решали ее. Да, он получал множество эмоций от подобных приключений, знакомился с новыми людьми, общался с ними и имел немало мыслей по поводу этих встреч. Но, к сожалению, это никак не помогало ему сесть писать.
— Наверняка вы уже знаете, что я в каком-то смысле работник бара, верно? — Аплистия неожиданно усмехнулась. Ее взгляд был направлен вперед, на приближающийся съезд к заливу. С каждой минутой солнце все сильнее заливало салон машины — горизонт становился все чище, пока они выезжали из города, оставляя позади здания и темноту. — Я инвестор. И моя работа заключается в том, чтобы без сожаления брать тот или иной проект, чтобы потом получить прибыль. Это своего рода азартная игра — просчитываешь риски, следишь за всей ситуацией, в определенный момент вытягиваешь нужную карту и забираешь весь куш, если предположения и ставки оказались верны. Я люблю выигрывать. Но вместе с тем, мне нравится следить за всей “историей”, как вы это называете. Даже если вероятность выигрыша процентов 30-40, но при этом слишком много переменных, которые могут увеличить эту вероятность — я предпочту сыграть. — Она легким движением руки перекинула волосы через плечо и покосилась на Кавуса. — Без рисков и ошибок невозможно жить, не так ли? Тогда почему вы не рискуете? Почему ждете того единственного шанса на “историю”, думая, что без нее вы ничего не сможете сделать? В отличии от меня вы всего лишь потеряете какое-то время, но вдруг вы выиграете в случайной ставке, кто знает? Нужно уметь быть достаточно жадным, чтобы в итоге ухватить победу за хвост.
Кавус внимательно слушал и с каждым новым словом все сильнее погружался в легкое оцепенение. Он одновременно понимал и не понимал Аплистию. Писатель улавливал ту мысль, которую доносила женщина, но совершенно не мог представить себя в этой концепции. Рисковать? В писательстве? Мужчину покоробило — он вспомнил свою последнюю изданную книгу, из-за провала которой он и оказался в этой дыре.
Они повернули на дорогу, что шла вдоль залива.
— Почему своим чередом нельзя добиться “победы”? — Негромко пробормотал мужчина. — Жадность разве не грех?...
Ему в глаза ударили солнечные лучи и он прищурился, ожидая пока глаза привыкнут к свету. Неожиданно сбоку он услышал громкий смех. Кавус удивленно повернулся к женщине, не понимая, в чем дело. И тут же замер.
Аплистия держалась за руль одной рукой, пока второй прикрывала рот и громко смеялась. Она сидела со стороны залива, так что рассветное солнце позади нее несколько слепило мужчину. Или же причиной временной слепоты была сама женщина — ее рыжие волосы в солнечном свете казались ярким пламя, что жадно сжигает все вокруг; даже кожа Аплистии, казалось, светилась изнутри, купаясь в теплых солнечных лучах; Кавус впервые заметил веснушки на ее открытых плечах и лице — они вспыхнули яркой россыпью точек, еще сильнее завораживая мужчину.
Эта невероятная женщина, что была похожа яркий огонек и, казалось, сжигает салон машины изнутри, искренне и от всей души хохотала.
— Дорогой Кавус, не бывает никаких грехов, — она утерла тонким пальчиком выступившую влагу в уголке глаза, еле сдерживая смешки. — Грехи выдумали люди и не более того, зачем вы цепляетесь за такую глупую концепцию?
Писатель глупо поморгал, все еще пялясь на яркую женщину.
— Но разве… — Кавус не нашел, что ответить.
— Бросьте. — Весело фыркнула женщина. — Так называемые грехи — не более чем поводок для людей. Способ контроля. И да, вы не можете отрицать, что грехи выдумали люди.
— Разве это не какой-то религиозный спор?...
— Вовсе нет. — Женщина легко пожала плечами. — Сами посудите. Грехов не было, пока не было людей. Как и искусства. Как и законов и морали. — Она хмыкнула и немного сбросила скорость, иногда поглядывая на залитую солнцем воду. — К тому же, у этих так называемых “грехов” есть несколько сторон, которые вы просто не считаете чем-то плохим. Уныние — то, что вызывает у многих раздражение или даже отвращение, но в тоже время не несет в себе ничего негативного, разве не так? Чем обычный гнев отличается от божьего или праведного? Любовь к еде и чревоугодие такие ли уж разные вещи? Почему множественное занятие сексом с несколькими людьми это отвратительно, а с одним партнером — приемлемо? — Аплистия продолжала перечислять, не заботясь о реакции Кавуса. — Вернемся к жадности: разве плохо хотеть испытать как можно больше эмоций? Разве плохо желать собственного успеха? А если мы говорим о масштабных вещах — разве плохо хотеть жить хорошо? Я не имею в виду те вещи, что в большой степени вредят окружающим, скорее речь про возможности, за которую вы ухватитесь быстрее остальных? Повторюсь, но для успеха действительно нужно уметь быть достаточно жадным, Кавус.
Мужчина в оцепенении сидел рядом, слушая рассуждения Аплистии. Как и с Глатоном: чужая цепочка мыслей казалась ему одновременно и правильной и неправильной. Было какое-то разумное зерно в ее словах, но было оно обернуто в несколько слоев крайне непонятных доводов, которые воспринимались тяжеловато.
Он еще раз взглянул на женщину, что уверенно вела автомобиль вдоль воды. Потом он глянул на спидометр, а после на залив. Солнце понемногу поднималось из-за горизонта.
— Вы куда-то спешите?
— Нет. — Аплистия чуть шевельнула ножкой и подняла скорость до 80 км/ч. — Просто люблю быструю езду. Она меня успокаивает, знаете.
Кавус не знал. И не то чтобы хотел знать. Поднимающаяся стрелка спидометра его напрягала, а живот невольно прилипал к позвоночнику.
— Послушайте, вы играете в азартные игры? — Неожиданно спросила женщина, поворачивая на дорогу, которая вела в обратно в город. — Или хотя бы умеете?
— Умею. — Протянул Кавус, смотря в окно — так он легче переносил быструю езду. — Умею в парочку разновидностей покера, немного в кости… Но опыта в этом деле не так уж и много, так что вряд ли это можно назвать “умею”. — Хмыкнул Кавус.
— Но ведь правила хорошо знаете, верно?
— Зачем спрашиваете? — Мужчина чуть нахмурился и покосился на Аплистию, что явно была в приподнятом настроении. — Хотите сыграть?
Женщина неопределенно повела плечом и плавно сбросила скорость, въезжая в черту города. Солнце понемногу пряталось за вырастающими городскими зданиями, оставляя лишь пару лучей освещать случайные улицы и переулки. Наступал новый день.
— Я хочу пригласить вас провести с нами вечер через неделю. Мне было бы интересно посмотреть на вас за игорным столом. — Наконец ответила Аплистия. — Выпьем по коктейлю, побеседуем, сыграем в карты. В баре в вип-зоне есть игровые столы вместе с нашим замечательным дилером. — В ее голосе послышалось веселье. — Я думаю, вам будет интересно с ним познакомиться и побеседовать.
Кавус подозрительно глянул на хитрую лису, что явно не собиралась раскрывать все детали своего предложения. Но, если честно, слова про вип-зону его явно привлекли — он помнил тех амбалов-охранников, что стояли возле арочного прохода прямо напротив барной стойки.
Но его кое-что смутило.
— Эм… А кого вы имеете в виду, говоря, чтобы я провел вечер с “вами”?
—А, вы про это. Обычно собираемся я, владелец бара, которого вы сегодня наверняка видели, еще к нам обычно присоединяются Уотан и Ракутан. Иногда Луссурия, если захочет. К тому же, с нам всегда наш неизменный дилер — Генте, с ним вы еще познакомитесь. Чаще всего мы собираемся по воскресеньям около семи вечера. — Аплистия хитро улыбнулась. — Выпивка и напитки за счет заведения. Так что? Я смогла вас заинтересовать?
Писатель очень уж не хотел это признавать — но да, этой плутовке определенно удалось его заинтересовать. Особенно сильно его привлекло еще и наличие того самого мужчины — Фергуса, если он не ошибался. Еще и возможный новый знакомый: тоже, кстати, работник бара. Весьма приятная компания на вечер. Еще и бесплатно…
— Я согласен. — Все-таки сдался Кавус, отводя взгляд. Складывалось ощущение, что он как будто проиграл в этой невидимой борьбе с рекламой, предложенной хитрым инвестором.
Аплистия широко улыбнулась и победно протянула:
— Тогда приходите около семи к “Нигилу”, кто-нибудь из нас проведет вас — я предупрежу. Надеюсь на приятный вечер с вами, Кавус.
Мужчина неопределенно буркнул что-то в ответ и уставился в окно. Чувствовал он себя странно.
Вскоре они остановились возле его подъезда, и писатель поспешил вылезти из машины. Как будто он выбрался из пасти хищника.
Он уже собирался попрощаться, как вдруг женщина снова заговорила:
— Знаете, я тут подумала, что хотела бы почитать ваши истории. — Она уверенно посмотрела на писателя, стуча ноготком по обивке руля. — Под каким именем вы выпустите свои работы, не подскажете?
Сердце Кавуса ухнуло куда-то вниз. Отчего-то упоминание его работ вызвало в нем сильный мандраж и даже толику…страха? Как будто он резко опустил голову под воду и надолго задержал дыхание до звона в ушах.
— Я… — Понимая, что отказываться называть псевдоним слишком глупо. он тяжело сглотнул вязкую слюну. — Если, конечно, он еще в продаже… Но немного есть и в интернете… — Он отвел взгляд, ощущая, как внутри все скручивается. — Мой псевдоним, под которым я пишу… Либер Аманс. Или Л. Аманс.
Аплистия довольно улыбнулась.
— Спасибо за информацию, Кавус. Тогда жду вас в воскресенье в баре. Хорошей недели~
Она игриво помахала на прощание и, резко стартовав, вскоре исчезла в узких переулках двора.
Кавус только сейчас понял, что не называл ей свой домашний адрес.
Конец эпизода
